Горький Максим - Бывшие Люди
М.Горький
Бывшие люди
I
Въезжая улица - это два ряда одноэтажных лачужек, тесно прижавшихся
друг к другу, ветхих, с кривыми стенами и перекошенными окнами; дырявые
крыши изувеченных временем человеческих жилищ испещрены заплатами из
лубков, поросли мхом; над ними кое-где торчат высокие шесты со
скворешницами, их осеняет пыльная зелень бузины и корявых вётел - жалкая
флора городских окраин, населённых беднотою.
Мутно-зелёные от старости стёкла окон домишек смотрят друг на друга
взглядами трусливых жуликов. Посреди улицы ползёт в гору извилистая колея,
лавируя между глубоких рытвин, промытых дождями. Кое-где лежат поросшие
бурьяном кучи щебня и разного мусора - это остатки или начала тех
сооружений, которые безуспешно предпринимались обывателями в борьбе с
потоками дождевой воды, стремительно стекавшей из города. Вверху, на горе,
в пышной зелени густых садов прячутся красивые каменные дома, колокольни
церквей гордо вздымаются в голубое небо, их золотые кресты ослепительно
блестят на солнце.
В дожди город спускает на Въезжую улицу свою грязь, в сухое время
осыпает её пылью, - и все эти уродливые домики кажутся тоже сброшенными
оттуда, сверху, сметёнными, как мусор, чьей-то могучей рукой.
Приплюснутые к земле, они усеяли собой всю гору, полугнилые, немощные,
окрашенные солнцем, пылью и дождями в тот серовато-грязный колорит, который
принимает дерево в старости.
В конце этой улицы, выброшенный из города под гору, стоял длинный,
двухэтажный выморочный дом купца Петунникова. Он крайний в порядке, он уже
под горой, дальше за ним широко развёртывается поле, обрезанное в
полуверсте крутым обрывом к реке.
Большой, старый дом имел самую мрачную физиономию среди своих соседей.
Весь он покривился, в двух рядах его окон не было ни одного, сохранившего
правильную форму, и осколки стёкол в изломанных рамах имели
зеленовато-мутный цвет болотной воды.
Простенки между окон испещряли трещины и тёмные пятна отвалившейся
штукатурки - точно время иероглифами написало на стенах дома его биографию.
Крыша, наклонившаяся на улицу, ещё более увеличивала его плачевный вид -
казалось, что дом нагнулся к земле и покорно ждёт от судьбы последнего
удара, который превратит его в бесформенную груду полугнилых обломков.
Ворота отворены - одна половинка их, сорванная с петель, лежит на
земле, и в щели, между её досками, проросла трава, густо покрывшая большой,
пустынный двор дома. В глубине двора - низенькое закопчённое здание с
железной крышей на один скат. Самый дом необитаем, но в этом здании, раньше
кузнице, теперь помещалась "ночлежка", содержимая ротмистром в отставке
Аристидом Фомичом Кувалдой.
Внутри ночлежка - длинная, мрачная нора, размером в четыре и шесть
сажен; она освещалась - только с одной стороны - четырьмя маленькими окнами
и широкой дверью. Кирпичные, не штукатуренные стены её черны от копоти,
потолок, из барочного днища, тоже прокоптел до черноты; посреди её
помещалась громадная печь, основанием которой служил горн, а вокруг печи и
по стенам шли широкие нары с кучками всякой рухляди, служившей ночлежникам
постелями. От стен пахло дымом, от земляного пола - сыростью, от нар -
гниющим тряпьём.
Помещение хозяина ночлежки находилось на печи, нары вокруг печи были
почётным местом, и на них размещались те ночлежники, которые пользовались
благоволением и дружбой хозяина.
День ротмистр всегда проводил у двери в ночлежку, сидя в некотором
подобии кресла, собственноручно сложенного им из кирпичей, или же в
ха
