Горький Максим - Еще О 'карамазовщине'
А.М.Горький
Еще о "Карамазовщине"
Мой призыв к протесту против изображения "Бесов" и вообще романов
Достоевского на сцене вызвал единодушный отклик со стороны господ
литераторов, более или менее резко выразивших порицание мне. Один из
сторонников Достоевского, господин Горнфельд, указал даже, что:
"Противники Горького перегнули палку в противоположную сторону:
появились уже гаденькие слова о какой-то творимой им цензуре".
Слова действительно лишние н, на мой взгляд, весьма постыдные для тех,
кто их придумал.
Но суть дела не в отношении ко мне лично того или другого лица,- это
никому не интересно; суть в том, что все высказавшиеся против меня отрицают
за обществом его право протестовать против тенденций и явлений, враждебных
росту человечности в обществе.
Мнения, высказанные литераторами, слагаются предо мною так:
"Хотя Достоевский и реакционер; хотя он является одним из
основоположников "зоологического национализма", который ныне душит нас;
хотя он - хулитель Грановского. Белинского и враг вообще "Запада", трудами
и духом которого мы живем по сей день; хотя он - ярый шовинист, антисемит,
проповедник терпения и покорности, но, при всем этом, его художественный
талант так велик, что покрывает все его прегрешения против справедливости,
выработанной лучшими вождями человечества с таким мучительным трудом. И
посему общество лишается права протеста против тенденций Достоевского да и
вообще против всякого художника, какова бы ни была его проповедь".
Однако, когда в 1907 году театр Суворина поставил на сцене "Бесов",
общество, в лице прогрессивной печати, протестовало против этой
инсценировки, справедливо определив ее как прием политической борьбы.
Почему же то, что во грех Суворину,- Немировичу-Данченко во спасение?
Почему общество может протестовать против ничтожной пьески
"Контрабандисты", а против сильного и злого романа "Бесы" не может?
Почему ваш, господа, коллективный протест против моего мнения - не
цензура, а мой призыв к протесту - призыв к цензуре?
Прошу понять, что я не себя защищаю,- я просто указываю, что общество
имеет право протеста против проповеди того или иного художника,- имеет это
право и пользовалось им.
Ваше отношение к вопросу мне неясно.
Возражения, брошенные мне, брошены под заголовком: "Горький против
Достоевского", причем один литератор приписал мне намерения крайне
свирепые. Он говорит, что если бы я был министром, то сжег бы Достоевского.
Министром я не надеюсь быть, но все-таки считаю долгом моим заранее
успокоить взволнованного писателя: если и буду, то не сожгу. Не сожгу, ибо
русскую литературу люблю и ценю не менее почтенного литератора. Он очень
громогласно объявил городу и миру о своем безграничном свободолюбии, но
каждый раз, когда я слышу такие объявления, мне хочется спросить
объявителя:
"А вы от чего желаете освободиться? Не от всех ли обязанностей
человека и гражданина?"
Ибо русское понимание "последней свободы" почти всегда скрывает за
собою стремление от деяния к созерцанию, от культуры - к дикости и
варварству.
Горький не против Достоевского, а против того, чтобы романы
Достоевского ставились на сцене.
Я убежден, что одно дело - читать книги Достоевского, другое - видеть
образы его на сцене да еще в таком талантливом исполнении, как это умеют
показать артисты Художественного театра.
В книгах для внимательного читателя ясны и реакционные тенденции
Достоевского и все его противоречия, все те страшные натяжки, которых
никому другому не простили бы.
