Горький Максим - Жизнь Клима Самгина (Часть 4)
А.М.Горький
Жизнь Клима Самгина
Часть четвертая
Берлин встретил его неприветливо: сыпался хорошо знакомый по
Петербургу мелкий, серый дождь, и бастовали носильщики вокзала. Пришлось
самому тащить два тяжелых чемодана, шагать подземным коридором в толпе
сердитых людей, подниматься с ними вверх по лестнице. Люди, в большинстве
рослые, толстые, они ворчали и рычали, бесцеремонно задевая друг друга
багажом и, кажется, не извиняясь. Впереди Самгина, мешая ему, шагали двое
военной выправки, в костюмах охотников, в круглых шляпах, за ленты шляп
воткнуты перышки какой-то птицы. Должно быть, пытаясь рассмешить людей,
обиженных носильщиками, мужчины с перышками несли на палке маленькую
корзинку и притворялись, что изнемогают под тяжестью ноши По смеялась
только высокая, тощая дама, обвешанная с плеч до колен разнообразными
пакетами, с чемоданом в одной руке, несессером в другой; смеялась она
визгливо, напряженно, из любезности; ей было очень неудобно идти, ее
толкали больше, чем других, и, прерывая смех свой, она тревожно кричала
шутникам:
- Мой бог! Там стекло есть! О, Рихард, там ваза...
На площади, пред вокзалом, не было ни одного извозчика. По мокрым
камням мостовой, сквозь частую сеть дождя, мрачно, молча шагали прилично
одетые люди. Дождь был какой-то мягкий, он падал на камни совершенно
бесшумно, но очень ясно был слышен однообразный плеск воды, стекавшей из
водосточных труб, и сердитые шлепки шагов. Стояли плотные ряды тяжелых
зданий, сырость придала им почти однообразную окраску ржавого железа.
Чувствуя, как в него сквозь платье и кожу просачивается холодное уныние,
Самгин поставил чемоданы, снял шляпу, вытер потный лоб и напомнил себе:
"Безвыходных положений не бывает".
Из-за его спины явился седоусый, коренастый человек, в кожаной
фуражке, в синей блузе до колен, с медной бляхой на груди и в огромных
башмаках.
- Две марки до ближайшего отеля, - предложил ему Самгин.
- Нет, - сказал носильщик, не взглянув на него, и вздернул плечо так,
как будто отталкивал.
"Пролетарская солидарность или - страх, что товарищи вздуют?" -
иронически подумал Самгин, а носильщик сбоку одним глазом заглянул в его
лицо, движением подбородка указав на один из домов, громко сказал:
- Бальц пансион.
Забыв поблагодарить, Самгин поднял свои чемоданы, вступил в дождь и
через час, взяв ванну, выпив кофе, сидел у окна маленькой комнатки,
восстановляя в памяти сцену своего знакомства с хозяйкой пансиона. Толстая,
почти шарообразная, в темнорыжем платье и сером переднике, в очках на носу,
стиснутом подушечками красных щек, она прежде всего спросила:
- Вы - не еврей, нет?
Она сама быстро и ловко приготовила ванну и подала кофе, объяснив, что
должна была отказать в работе племяннице забастовщика. Затем, бесцеремонно
рассматривая гостя сквозь стекла очков, спросила: что делается в России?
Проверяя свое знание немецкого языка, Самгин отвечал кратко, но охотно и
думал, что хорошо бы, переехав границу, закрыть за собою какую-то дверь так
плотно, чтоб можно было хоть на краткое время не слышать утомительный шум
отечества и даже забыть о нем. А хозяйка говорила звонко, решительно и как
бы не для одного, а для многих:
- Место Бебеля не в рейхстаге, а в тюрьме, где он уже сидел. Хотя и
утверждают, что он не еврей, но он тоже социалист.
Улыбаясь, Самгин спросил: разве она думает, что все евреи -
социалисты, и богатые тоже?
- О, да! - гневно вскричала она. - Читайте речи Евгения Рихтера.
Социалисты - это люди, которые хотят
