Горький Максим - Об Одном Поэте
А.М.Горький
Об одном поэте
Был поэт, который умер от нужды, не написав ни одной строчки и поэтому
не успев запятнать своей чистой души ни тайным, ни явным презрением к
людям, ни поклонением самому себе, ни жадным желанием славы и ничем из
того, что вытравляет из душ поэтов то божественное, которое даёт им право
на внимание людей.
Был такой поэт однажды, поверьте мне, он был, - и я хочу рассказать о
том, что помешало ему жить и сделаться известным вам.
Он жил на чердаке в кривой и грязной улице, крайней улице большого
города, и из его окна весь город был виден ему, неуклюжий, шероховатый, в
ясные, солнечные дни казавшийся сверху разжиревшей черепахой, шумной и
грязной, радующейся тому, что с неба так много падает на её спину солнца.
Он не любил этого города, хотя и жалел его. У него была своя страна,
где он настроил иных городов и заселил их людьми иными, чем в этом и во
всех других городах земли... Это была беспредельная страна фантазии, где
так легко можно заплутаться и где ещё легче потерять силу сердца и ума.
Как большинство поэтов, в молодости мой поэт полагал, что этот город,
развернувшийся у его ног, живёт не той жизнью, которой нужно жить, чтоб
быть достойным счастия, и, полагая так, он считал себя призванным указать
истинные пути к счастью, осветив тьму жизни лучами своего вдохновения и
смыв с сердец людей копоть низменных желаний соком нервов своих...
Тихими ночами он сидел у окна и, вслушиваясь в глухой шум борьбы за
право жить, долетавший из города до его ушей и уплывавший в кроткое небо,
задумчиво раскинувшее свой бархатный полог, расшитый золотыми узорами
звёзд, над землёй, утомлённой бешеной нервностью истекшего дня, -
вслушиваясь, он грустно качал головой, потому что сух был этот шум и не
слышно было в нём кротких нот, ласкающих сердце надеждой на лучшее будущее.
И тогда он брал перо и писал, изливая на бумагу свою любовь и своё
негодование, свои укоры и свои похвалы, всё то, чем полно было его
сердце... Но всякий раз, как иссякало вдохновение и он читал только что
созданное, - глубокая скорбь проникала в его сердце, в то сердце, которое
ещё так недавно было полно страстного желания делать жизнь. То, что было
написано тут, на бумаге, было очень мало похоже на то, что кипело в душе;
вместо могучих мыслей явились холодные, всем знакомые слова, их уже не раз
слыхали люди, и вместо новых идей - старые туманные фразы и намёки...
И тогда он плакал и негодовал, роптал и вновь принимался писать, тихо
смеясь над тем, кто первый назвал муки творчества сладкими муками.
Так он жил, мой поэт, до поры, пока с ним не произошло то, о чём я
хочу рассказать.
Однажды в лунную ночь, когда он, полный жажды новых слов, сидел у окна
и смотрел на город, уснувший внизу, и в небо над ним, пышно горевшее живыми
лучами трепетно сверкавших звёзд, и весёлых, и задумчивых, - в эту ночь
пред его утомлёнными созерцанием глазами мелькнуло нечто прозрачное, как
тень, и неуловимое, как сон, мелькнуло, - и голос, который слышало только
его сердце, сказал ему тихо, но звучно: "Слушай!"
Он не смутился, ибо и раньше с ним говорили тайные голоса, - он не
смутился и слушал всем существом своим:
- Мы музы, здесь нас три, и с нами прилетели миллионы слов, нужных
тебе... Я - первая из всех. Мои слова холодны и красивы, как куски мрамора;
это из моих слов создаются вечные творения, которыми могут наслаждаться
только избранные умы и сердца. Ты знаешь, только избранным и чистым сердцам
доступно полное понимание прекра
