Горький Максим - Почтальон
А.М.Горький
Почтальон
... Подходя к домику в три окна, красиво спрятавшемуся за
палисадником, он замедлил шаги, поправил свою сумку, фуражку на голове,
переложил письма из руки в руку, а когда поравнялся с средним окном дома, -
предупредительно кашлянул и остановился...
Тотчас же в зелени цветов на окне и между веток сирени в палисаднике
показалось лицо молодой женщины, и голосом, полным тревоги и надежды, она
спросила:
- Письмо?
- Вам и сегодня нет, - с сожалением сообщил почтальон, вежливо
прикладывая руку к козырьку фуражки.
Лицо женщины скрылось; почтальон поднялся на цыпочки, заглянул в окно,
вздохнул и пошёл дальше, махнув рукой и сурово наморщив брови. Сделав шагов
десять, он вдруг плюнул и довольно громко проговорил:
- Ах, брандахлыст чёртов! Такую женщину и... - Он сконфузился, не
кончив фразу, оглянулся вокруг и, дёрнув себя за ус, быстро пошёл дальше.
Был ясный июньский день; с безоблачного неба на землю лился зной.
Улица была пустынна; за заборами садов стояли деревья, и листья их были
неподвижны, точно замерли в знойной истоме.
* * *
Часов в девять вечера почтальон снова шагал по этой улице мимо домика
в три окна, но уже без сумки, неторопливо, как человек, вышедший на
прогулку. На нём был белый китель, только что выстиранный и выглаженный, о
чём свидетельствовали блестевшие швы. Молодое усатое лицо смотрело
озабоченно, и густые брови над большими серыми глазами - нахмурены. Он уже
не кашлянул, когда поравнялся с окнами серенького домика за палисадником, а
только взглянул на него и, не изменяя походки, прошёл мимо.
С начала весны он носил письма в этот дом часто - почти каждый день;
потом они приходили реже, наконец, стали появляться раз в неделю, а вот
теперь их нет уже десятый день...
Их всегда ждали с нетерпением и, принимая, - оживлялись, тотчас же
разрывали их и читали тут же у окна с весёлым, сияющим радостью лицом.
Почтальону всё это доставляло большое удовольствие; он подавал письма
с улыбкой, ему в ответ тоже дружески улыбались; иногда он, подавая письмо,
слышал такой хороший, душевный смех; раза два его даже спросили. Один раз:
- Вы, наверное, очень устаёте?
А другой:
- Не правда ли, как жарко сегодня?
Оба раза он с весёлым смехом согласился и с тем, что он устаёт, и с
тем, что ему жарко.
А теперь ему больше не улыбаются и если спрашивают, есть ли письмо,
так всегда таким сухим и сердитым голосом, точно это он виноват в том, что
писем больше нет.
Это ему очень обидно и неприятно, и, когда в конторе он разбирает свою
долю почты, ему ужасно хочется встретить письмо с адресом, написанным
твёрдым мужским почерком:
"Город Н. Крайняя улица. Вере Даниловне Сосиной".
Но такого письма всё нет.
* * *
Выйдя из улицы в поле, почтальон пошёл к роще, рисовавшейся недалеко
от окраины города тёмно-зелёной полосой. Нужно было перейти через овраг,
поросший густым кустарником; он спустился в него по крутой тропинке, сорвал
по дороге ветку и пошёл по дну оврага, сдвинув шапку на затылок и
похлёстывая себя прутом по голенищу сапога.
Иногда он на секунду закрывал глаза, и тогда пред ним вставало
овальное бледное лицо женщины с тонкими бровями, всё в пепельных кудрях,
падавших и на лоб и на розовые щёки. Голубые, светлые и весёлые глаза
улыбались так ласково и хорошо, - точно гладили по сердцу. Он вздыхал и
тоже улыбался, покачивая головой от удовольствия вспоминать лицо этой
женщины.
Вдруг он услыхал недалеко от себя в кустах что-то, похожее на вздох.
Он остановился и, изобр