Грановская Г - Последний Рейс
Г.Грановская
Последний рейс
Не иначе - автобус... Он, долгожданный. Костя Бутейкин с трудом
разлепил веки и стал вглядываться в темные кусты, скрывавшие поворот
дороги. Рокот мотора становился все отчетливее. Точно, автобус. Бутейкин
оторвал непослушное тело от скамьи и, пошатываясь, принял вертикальное
положение. Его знобило, прямо-таки вымораживало. Плотно сцепил зубы, чтобы
не стучали. Пить надо меньше, произнесла бы классическую фразу жена, увидь
Бутейкина в его нынешнем состоянии. Он даже услышал ее голос, отчетливо,
презрительно выговаривающий каждое слово... Бр-рр! Слава богу, жена уже в
прошлом, ушла полгода назад к матери, забрав Димку и два чемодана с
тряпками, которые он, Бутейкин, возил ей из каждого рейса, как последний
дурак. Ушла! Еще пожалеет. Пусть попробует прожить на свою библиотекарскую
зарплату - на колготки не хватит... Прискачет!.
Но пить и в самом деле надо меньше. Перестали в нем срабатывать
внутренние тормоза - из-за Иркиного ухода, что ли? Раньше он точно знал,
когда накрыть рюмку рукой: все, братцы, предел. А сегодня пил без
пределов... Сколько же они употребили сегодня? Сам он принес бутылку белой
и коньяк: как-никак только вернулся из рейса, сошел, как говорится, на
берег, встреча с друзьями и все такое. Следовало отметить. Тем более, что
дома, в пустой квартире, сидеть было просто невыносимо. Позвонил Кольке,
тот откликнулся, давай, говорит, к Климову, у него жена в командировке,
организуем стол и встречу... Да. Колька приволок трехлитровый бутылек
самогона, чистого, как слеза. Ну и Климов что-то там на стол поставил,
домашнего производства - то ли вино, то ли наливку. И было их, значит,
пятеро... Две подружки Колькины подскочили "на огонек". Одна была очень
даже ничего: "Вы, конечно, женаты...". Глаза поразительные, синие в черной
кайме. "Уже свободен и еще свободен, - сострил он кокетливо. - А вы?" Пили
за знакомство. Потом еще за что-то.
Что было дальше, Бутейкин не помнил. Сидит вот на остановке, а автобуса
нет. Почудился ему звук мотора, что ли? Холодно, холодно-то как. Бархатный
сезон называется. Туман откуда-то взялся, ни черта не видать. Может,
автобусы не ходят? Сколько времени уже? Бутейкин попытался рассмотреть
циферблат, но не смог. Не успел. Темень прорезало ярким лучом света, и
из-за поворота вынырнул автобус, как-то неожиданно вынырнул и вроде бы
беззвучно, хотя несколько минут назад Бутейкин слышал гул мотора.
Наконец-то! Двери распахнулись, словно приглашая Бутейкина в
слабоосвещенный салон. Он ухватился за поручень и с трудом вскарабкался.
Перебрал, перебрал сегодня - ноги едва держат, руки дрожат и никаких сил.
Пол разъезжается под ногами - перебрал. Ну да ничего, подбодрил себя,
сейчас, главное, добраться домой. Что есть силы вцепился в стойку, оглядел
автобус в поисках местечка. Света в салоне было чуть-чуть, но достаточно,
чтобы разглядеть: все места заняты. Вот черт! И куда они все едут: ночь же
на дворе, туман и непогода. Куда в такую темень можно ехать? Бутейкин
покрепче сжал стойку. Ладно, он постоит пока. А там через остановку-другую
что-нибудь да освободится. Он успеет, может, и покемарить: ехать ему
далеко, считай, через весь город... Но сколько все ж таки времени? Он
поднял руку и снова попытался рассмотреть стрелки. Автобус трясло, рука
прыгала, и сколько Бутейкин ни вглядывался в циферблат, так и не смог
разглядеть, что же там натикало. Беспомощно уронив руку, он решил оставить
свою затею до первой остановки. Посмотрел в окно
