Библиотека в кармане -русские авторы

         

Грекова Ирина - Без Улыбок


И.Грекова
Без улыбок
Полуфантастический рассказ
Заседание кончилось. Я им все сказала.
Может быть, слишком резко. Друзья мне советовали соблюдать
осторожность. Нашли кому советовать! Не мое это дело, не мой талант. Вот
Обтекаемый - тот осторожен. Он, верно, и родился-то осторожно: высунул
голову и огляделся.
"Порочное направление в науке" - вот что мне ставилось в вину. Вот
идиоты! В общем, осторожности я не соблюла, кое-кого из важных задела.
Придется нести последствия. Ничего, снесу.
После душного зала, полного лицемерии, улица охватила свежестью,
простотой. Вечер, уже не весенний, но еще и не летний, - он не опускался,
как полагается вечеру, а взлетал. Ласточки чертили розовое небо. На этом
небе меня поразили светло-изумрудные, кем-то рано и расточительно
зажженные, фонари дневного света. Как могла бы быть прекрасна жизнь.
В метро я разглядывала людей. Они ехали сосредоточенно, чуть
покачиваясь, прямо и резко освещенные сверху, отчего на каждом лице
проступал костяк. Жесткая замкнутость отгораживала их друг от друга и от
меня. Некоторые читали, многие казались усталыми. Рядом с ними, смягченные
и украшенные голубизной темных окон, ехали их отражения, казавшиеся
добрее, проще самих людей.
От конечной станции метро до моего дома можно ехать автобусом, можно
идти пешком. Я пошла пешком. Ноги были тяжелы, но воздух прохладен, легок.
Чужие окна светло сияли справа и слева. За каждым из них что-то
происходило, чья-то жизнь, казавшаяся отсюда, из темноты, чудом
уравновешенности и счастья. Розово-смуглое небо на западе еще светилось.
Напротив глыбами громоздились темные тучи, оттуда подувал ветер, -
возможно, ночью будет дождь. Майский жук ударился мне в щеку и стукнулся
об асфальт.
Меня не покидало лицо Обтекаемого. Он выступал словно бы в мою пользу,
но так, чтобы в любую минуту можно было все переиграть. Виртуоз двоедушия.
Дома, в пустой квартире, которую я каждый раз с удивлением нахожу
пустой, хотя живу одна уже два года, пел холодильник, постукивала
форточка, гуляли ночные звуки, заменяющие в новых домах сверчка:
рассыхался паркет, вздыхали обои.
Что бы ни случилось - вот она, моя комната, моя постель, и над
постелью, низкой звездой, неяркая лампа, при которой я читаю на ночь, без
чего не могу заснуть уже много лет.
Что бы ни случилось - день проходит, наступает ночь, загорается низкая
лампа-звезда, и вот я уже читаю, пирую. Отходит дневная, своя тревога,
приходит другая тревога, чужая, ночная, и тревожит меня долго, иной раз -
до утра, но чаще через час или два мысли милосердно слипаются и можно
погасить свет, вытянуть ноги, спать.
С годами у меня постепенно пропал интерес ко всему сочиненному, зато
обострился интерес к подлинному. Вместо романов меня провожают ко сну
мемуары, дневники, письма, стенографические отчеты. Может быть, это
возрастная болезнь, я замечала ее у многих пожилых, сильно занятых,
читающих людей. Слово "читающие" я здесь употребляю как "курящие".
Однажды я спросила об этом своего друга, Худого.
- Послушайте, а с вами так не происходит, что все меньше тянет на
художественную литературу и все больше - на документ?
- Ого, еще как! - ответил Худой и улыбнулся обтянутым своим лицом.
- А почему бы это?
Худой подумал и сказал, очень серьезно:
- Процент правды больше.
Процент правды. Именно так. Спасибо, Худой.
Я читаю книги кубометрами, как кит, всасывающий морскую воду и почти
всю ее выпускающий обратно, чтобы оставить внутри, на усах, самую малость
того, чем он





Содержание раздела