Грин Александр - Преступление Отпавшего Листа
Александр Грин
Преступление отпавшего листа
I
Ранум Нузаргет сосредоточенно чертил тростью на веселом песке летнего
сквера таинственные фигуры. Со стороны можно было подумать, что этот грустный
худой человек в кисейной чалме коротает бесполезный досуг. Однако дело
обстояло серьезнее. Чертя арабески, изученные линии которых в процессе их
возникновения помогали его напряженной воле посылать строго оформленные волны
беззвучного разговора, - Ранум Нузаргет вел страстную речь своей сильной,
жестоко наказанной душой с далеким углом земли - приютом Великого Посвящения.
Прошел час. Ранум высказал все. Раскаяние, скорбь, тоска - ужас
отверженности, - все передал изгнанник в далекую, знойную страну, Великому
Посвящению. Трепет незримых струн, соединивших его с вездесущей волей Высшего
из Высших, того, чье лицо он, Ранум Нузаргет, не удостоился видеть, - трепет
опал. Струны исчезли. Ранум поднял голову и стал ждать ответа.
Перед ним, взад-вперед, пестрой сменой одежд и лиц шло множество
городского люда. В этом огромном городе, кипящем лавой страстей, - алчности,
гнева, изворотливости, страха, тысячецветных вожделений, растерянности и
наглости, - Ранум испытывал острые мучения духа, стремящегося к покою
блаженного созерцания, но вынужденного пребывать в грязи, крови и тьме
несовершенных существ, проходящих низшие воплощения. Военный ад и социальное
землятресение мешали ему совершать внутреннюю работу. Заразительность
настроения миллионов, чувствительная любому горожанину, с неизмеримо большею
силой проникала в Ранума, так как малейшее внимание его изощренной силы
позволяло ему читать мысли, более - знать всю сокровенную сущность
человеческой личности.
Он пристально смотрел на прохожих, временами любопытно оглядывавщих белый
халат, чалму и тонкое, коричневое лицо индуса с неподвижными, черными глазами,
остающимися в памяти как окрик или удар. Пока что Ранум не видел ничего
особенного. Двигался прикрытый однообразной формой ряд обычных мерзостей, но
среди них, на исходе срока ожидавшегося ответа, прошел некто, - ничем не
замечательный нашему наблюдению и поразительный для Ранума. Ему было лет
тридцать; одет он был скромно, здоров, с приятным легким лицом и твердой
походкой.
Ранум глубоко вздохнул. Душа прохожего, совершенно ясная ему была мертва
как часы. Ее механические функции действовали отлично, свидетельством чему
служили живой, острый взгляд прохожего, его перегруженность заботами о семье и
пище, но магическое начало души, божественный свет Великой силы потух. Роза,
потерявшая аромат, могла бы стать символом этого состояния. Душа прохожего
была убита многолетними сотрясениями, ядом злых впечатлений. Эпоха изобиловала
ими. Беспрерывный их ряд в грубой схеме возможно выразить так: тоска, тягость,
насилие, кровь, смерть, трупы, отчаяние. Дух, содрогаясь, пресытился ими,
огрубел и умер - стал трупом всему волнению жизни. Так доска, брошенная в
водоворот волн, среди многоформенной кипучести водных сил, неизмеримо
сохраняет плоскость поверхности, мертво двигаясь туда и сюда.
Ранум встречал много таких людей. Их путь требовал воскрешения. Меж тем,
уловив тон судьбы в отношении этого прохожего, йог видел, что не далее как
через два часа мертвый духом умрет и физически. Пока он еще не мог определить,
какой род смерти прикончит с ним, но проникся к несчастному великим
состраданием. Человек, оканчивающий свои дни с мертвой душой, ыходил навсегда
из круга совершенствования и конечного достижения блаженства
