Гроссман Василий - Авель (Шестое Августа)
Василий Семенович Гроссман
Авель (Шестое августа)
1
В этот вечер сильно пахли листья и травы, тишина была нежной и ясной.
Тяжелые лепестки огромных белых цветов на клумбе перед домом начальника
порозовели, потом на цветы легла тень: пришла ночь. Цветы белели, словно
вырезанные из тяжелого, плотного камня, вдавленного в синюю густую тьму.
Спокойное море, окружавшее остров, из желто-зеленого, дышащего жаром и
соленой гнилью, стало розовым, фиолетовым, а потом волна зашумела дробно и
тревожно, и на маленькую островную землю, на аэродромные постройки, на
пальмовую рощу и на серебристую мачту-антенну навалилась душная, влажная
мгла.
Во мраке колыхались красные и зеленые огоньки - сигнальные знаки на
гидросамолетах в бухте, засветились звезды - тяжелые, яркие, жирные, как
бабочка цветы и светляки, жившие среди чавкающих, душных болотных зарослей.
Чугунная ступня солнца продолжала давить на ночную землю: ни прохлады, ни
ветерка, все та же мокрая, томящая теплынь, все та же липнущая к телу
рубаха, все тот же пот на висках.
На террасе в плетеных креслах сидели летчики - экипаж самолета. Коричневая
девушка, в белом колпачке и белом накрахмаленном халате, в больших круглых
очках, принесла на подносе еду, расставила кружки черного, холодного чая.
У командира самолета Баренса руки были маленькие, как у ребенка, и
казалось, его тонким пальцам не удержать штурвал самолета, идущего над
океаном.
Но летчики знали, что в обширных списках личного состава военно-морской
авиации Соединенных Штатов имя подполковника Баренса стоит в первой пятерке.
Те, кто бывал у него дома и совершал с ним боевые полеты, не могли
объединить в своем представлении человечка в клеенчатом фартуке, с зеленой
маленькой лейкой в руках, многословно объяснявшего достоинства окраски и
формы выращенных им тюльпанов, с великим летчиком, молчаливым и упорным,
лишенным нервности и эмоций.
Второй пилот Блек считался меланхоликом. Его голова лысела совершенно
равномерно, всей поверхностью. При взгляде на бледную кожу, просвечивающую
между редких волос, становилось скучно. Но и у Блека были страсти. Ему
казалось, что он находится накануне открытия рецепта социального
переустройства, которое приведет к экономическому расцвету и всеобщему миру.
Однако, пока это открытие не было завершено, Блек летал на четырехмоторном
бомбардировщике.
Третий член экипажа, радист Диль, был человеком, в котором жили две
враждебные страсти - к спорту и к еде. Он участвовал почти до последнего
времени в баскетбольной команде морских летчиков. Но страсть к еде добавило
ему шесть кило, и он из участника команды превратился в болельщика. Диль был
образован, силен в теории, и его лекции по электронике пользовались успехом
среди техников и мотористов.
Штурман Митчерлих, седеющий, красивый, сухощавый, также отлично знал свое
дело. До 1941 года он вел занятия по навигационным приборам в Высшей школе
пилотов морской авиации, но, когда началась война, попросился на фронт и
получил назначение в один из тихоокеанских полков. Считалось, что в его
жизни была опустошившая душу, несчастная любовь, - этим объясняли цинизм, с
которым он расставался со своими возлюбленными.
Пятый член экипажа - двадцатидвухлетний бомбардир Джозеф Коннор, румяный и
светлоглазый, - не имел большого летного стажа, но еще на учебной практике
он неизменно занимал первое место. Считалось, что в полку он установил
несколько рекордов - чаще всех смеялся, дальше всех заплывал в море, чаще
всех получал пис
