Библиотека в кармане -русские авторы

         

Гроссман Василий - Все Течет


Василий Гроссман
Все течет
1
В Москву хабаровский поезд приходил к девяти часам утра. Молодой человек
в пижаме почесал вихрастую голову и поглядел в окно на осенний утренний
полусумрак. Зевая, он обратился к людям с полотенцами и мыльницами, стоявшим
в проходе:
- Граждане, кто тут у нас крайний?
Ему объяснили, что за дядей, державшим искореженный тюбик зубной пасты и
кусок мыла, облепленный газетной бумагой, заняла очередь полная гражданка.
- Почему только одна уборная открыта? - проговорил молодой человек.
- Ведь приближаемся к конечному пункту - столице, а проводники только
товарооборотом заняты, по-культурному обслужить пассажира у них времени не
хватает.
Через несколько минут появилась толстая женщина в халате, и молодой
человек сказал ей:
- Гражданка, я за вами, а пока пойду к себе, чтобы в проходе не
болтаться.
В купе молодой человек раскрыл оранжевый чемодан и залюбовался своими
вещами.
Из его соседей - один, со вздутым широким затылком, храпел, второй -
румяный, лысый и молодой, разбирал бумаги в портфеле, а третий, худой
старик, сидел, подперев голову коричневыми кулаками, и смотрел в окно.
Молодой человек спросил румяного спутника:
- Вы читать больше не будете? Надо книжонку уложить в чемодан.
Ему хотелось, чтобы сосед полюбовался чемоданом. Тут были вискозные
сорочки, и "Краткий философский словарь", и плавки, и защитные от солнца
очки в белой оправе. Прикрытые мелкокалиберной районной газетой с краю
лежали серые коржики домашнего, деревенского печения.
Сосед ответил:
- Прошу, я эту книгу, "Евгения Гранде", уже читал в прошлом году в
санатории.
- Сильная вещичка, ничего не скажешь, - проговорил молодой человек и
уложил книгу в чемодан.
В дороге они играли в преферанс, а выпивая и закусывая, разговаривали о
кинокартинах, пластинках, мебельных гарнитурах, сочинских санаториях, о
социалистическом земледелии, спорили, чье нападение лучше - "Спартака" или
"Динамо"...
Румяный, лысый работал в областном городе инструктором ВЦСПС, а вихрастый
возвращался после отпуска, проведенного в деревне, в Москву, где он состоял
экономистом в Госплане РСФСР.
Третий спутник, сибирский прораб, храпевший сейчас на нижней полке, не
нравился им своею некультурностью: он матерился, рыгал после еды, а узнав,
что попутчик работает в Госплане по части экономических наук, спросил:
- Политическая экономия, как же, это про то, как колхозники ездят из
деревни в город хлеб у рабочих покупать.
Как-то он сильно выпил в буфете на узловой станции, куда, как он говорил,
бегал отмечаться, и долго не давал своим спутникам уснуть, все шумел:
- По закону в нашем деле ничего не добьешься, а если хочешь дать план,
надо работать, как жизнь требует: "Я тебе дам, и ты мне дай". При царе это
называлось - частная инициатива, а по-нашему: дай человеку жить, он жить
хочет; вот это экономика! У меня арматурщики целый квартал, пока новый
кредит пришел, расписывались заместо нянек в яслях. Закон против жизни идет,
а жизнь требует! Дал план, на тебе надбавку и премию, но, между прочим, и
десять лет могут припаять. Закон против жизни, а жизнь против закона.
Молодые люди молчали, а когда прораб притих, вернее, не притих, а,
наоборот, стал громко храпеть, они осудили его:
- К таким тоже следует присматриваться. Под маской братишки.
- Деляга. Беспринципный. Вроде какого-то Абраши.
Их сердило, что этот грубый, с глубинки человек относился к ним
презрительно.
- У меня на стройке заключенные работают, они таких, как вы, придурк





Содержание раздела