Гумилев Николай - Золотой Рыцарь
Николай Гумилев
ЗОЛОТОЙ РЫЦАРЬ
Золотым блистательным полднем въехало семеро рыцарей-крестоносцев в узкую
глухую долину восточного Ливана. Солнце метало свои лучи, разноцветные и
страшные, как стрелы неверных, кони были утомлены долгим путем, и могучие
всадники едва держались в седлах, изнемогая от зноя и жажды. Знаменитый граф
Кентерберийский Оливер, самый старый во всем отряде, подал знак отдохнуть. И
как нежные девушки, ошеломленные неистово-пьяным и томящим индийским ветром,
бессильные попадали рыцари на голые камни. Долго молчали они, ясно чувствуя,
что уже не подняться им большей не сесть на коней и что скоро жажда, подобно
огненному дракону, свирепыми лапами став им на грудь, перервет их пересохшие
горла.
Наконец сэр Гуго Эльвистам, темплиер с душою сирийского льва,
приподнявшись на локте, воскликнул: "Благородные сэры и дорогие братья во
Христе, вот уже восемь дней, как мы блуждаем одни, отбившись от отряда, и два
дня тому назад мы отдали последнюю воду нищему прокаженному у высохшего
колодца Мертвой Гиены. Но если мы должны умереть, то умрем, как рыцари, стоя
-- и споем в последний раз приветственный гимн нашему небесному Синьору,
Господу Иисусу Христу". И он медленно поднялся, с невидящим взором, цепляясь
за колючий кустарник, и один за другим начали подниматься его товарищи,
шатаясь и с трудом выговаривая слова, как бы упившиеся кипрским вином в
строгих и сумрачных залах на торжественном приеме византийского императора.
И странно, и страшно было бы на душе одинокого пилигрима или купца из
далекой Армении, если бы случайно, проходящие, увидели они семерых безвестно
умирающих рыцарей и услышали бы их тихое созвучное пение.
Но внезапно слова их молитвы прервал приближающийся топот коня, звучный и
легкий, как звон серебряного меча в ножнах архистратига Михаила. Нахмурились
гордые брови молящихся, и их души, уже сдружившиеся с мягким сумраком смерти,
омрачились ненужной помехой, а на повороте ущелья появился неизвестный рыцарь,
тонкий и стройный, красиво-могучий в плечах, с опущенным забралом и в латах
чистого золота, ярких, как блеск звезды Альдебаран. И конь золотистой масти
дыбился и прыгал и еле касался копытами гулких утесов.
Голубой герольд на коне белоснежном, с лицом кротким и мудрым, тайно
похожим на образ апостола Иоанна, спешил за своим господином. Чудные всадники
быстро приближались к умирающим рыцарям, певшим гимн.
Одетый в золото осадил коня и наклонил копье, как перед началом сражения,
а герольд, поднимая щит со странным гербом, где мешались лилии и звезды,
столпы Соломонова храма и колючие тёрны, воскликнул слова, издавна принятые
для турниров: "Кто из благородных рыцарей, присутствующих здесь, хочет
сразиться с моим господином, пеший или конный, на копьях или на мечах?" И
отъехал в сторону, ожидая.
Неожиданный подул откуда-то ветер, принося освежительную прохладу,
внезапно окрепли мускулы дотоле бессильных рыцарей, и огненный дракон жажды
перестал терзать их горло и грудь, сделался совсем маленьким и с беспокойным
свистом уполз в темную расщелину скал, где таились его братья скорпионы и
мохнатые тарантулы.
Граф Кентерберийский Оливер первый ответил голубому герольду от имени
всех. В речи изысканно - вежливой, но полной достоинства, он сказал, что они
нисколько не сомневаются в благородном происхождении неизвестного рыцаря, но
тем не менее желали бы видеть его поднявшим забрало, ибо этого требует
старинный рыцарский обычай. Едва он успел окончить свои слова, как тяже
