Гусев Валерий Борисович - Давите Их Давите 2
ВАЛЕРИЙ ГУСЕВ
НЕ СТРЕЛЯЙ ПЕРВЫМ
ДАВИТЕ ИХ, ДАВИТЕ – 2
Неприятно… Будто идешь себе вдоль глухого, но щелястого забора, а по ту сторону скользит чья то внимательная тень, кто то перебегает следом от столба к столбу и морозит тебе спину холодным взглядом через очередную щель. Хорошо, что пока не через прорезь прицела. Да ведь и до этого, стало быть, недалеко.
Нет, явной угрожающей слежки еще не было – я постоянно проверялся. Но какое то болезненное ненавязчивое внимание издалека – беспокоило. Стало неприятно подходить вечером к окну, когда в комнате горит свет. Вынимать из почтового ящика пустые конверты без адреса.
Неприятно от случайного ночного телефонного звонка, когда кто то либо ошибся номером, либо вообще молчит в трубку. Или произносит матерно и пьяно нелепую угрозу…
Нет, нет, пора в норку забиваться, пересидеть, переждать. Чтобы шкурку оберечь от алчного охотника. А может, махнуть у него перед носом пышным хвостиком, подразнить, вызвать на действия, чтобы успеть перехватить занесенную руку с ножом, а то и броситься на землю за мгновение до выстрела, перекатиться в сторону и ответить из двух стволов.
Впрочем, и не надо ничего – от судьбы не уйдешь, тем более если так нагло ее искушать. Но ведь не жить же теперь с оглядками да одними короткими перебежками от укрытия к укрытию?
– Леша? – Это рыжая бестия Женька позвонила. – Шеф тебя видеть мечтает. К пузу прижать. Сегодня от двух до четырех. Между моими горячими поцелуями.
Приедешь? Или у тебя опять медовый месяц?
Сначала я тяжело вздохнул. А потом обрадовался. Иван Федорович наверняка что нибудь придумал. Когда я, в светлую память Андрюши Ростовцева, развалил группу Руслана и сделал четыре трупа, шеф поднял на ноги все свои резервы, мобилизовал всех ветеранов сыска и розыска – и вытащил меня не только из петли, но и из дерьма.
Отделался я в тот раз легко. С одной стороны (наши) лишили меня лицензии частного детектива, с другой (не наши) отчетливо пояснили, что моя песенка спета и теперь никто не даст за мою жизнь и дохлой сухой мухи. Щаз з! – как говорит в минуты вдохновения рыжая Женька.
Как же!..
Я не стал уточнять, кого из нас она собиралась горячо целовать от двух до четырех, сунул за пояс под свитер пистолет (нищему собраться – только подпоясаться) и отправился в контору.
В подъезде, на площадке между вторым и третьим этажами, меня уже ждали. Точнее, ждал какой то тупой жлоб. Судя по количеству одинаковых окурков на полу, лужице в углу и смятой обертке от «Сникерса», он, бедолага, маялся здесь уже давно, И нетерпеливо сделал шаг мне навстречу: сейчас застрелит меня и побежит в сортир. Или здесь обделается.
– Простите, вы Сергеев? Алексей Дмитриевич?
Как говорит Женька, я и бровью не моргнул, и глазом не повел. Тем более что он, как придурок, уже тянул правую руку из кармана. Сделать его было нетрудно, например, выбросить в окно за его спиной.
Но, во первых, это недостаточно эффективно, потому что невысоко и козырек над подъездом, а во вторых, еще рано. Федорыч давно мне наказал, чтобы я ни в коем разе первым не стрелял – нельзя мне, беречься надо.
– Сергеев? – переспросил я, припоминая, наморщив недовольно лоб. – На шестом, по моему. Да он вроде и выехал недавно. – И я пошел, дальше, закуривая на ходу, не оборачиваясь, не изъявляя желания врать в ответ на дальнейшие расспросы. Ведь я немножко честный.
И денек другой выгадал для себя.
В родной конторе Женька так отчаянно бросилась мне на шею, будто я не вернулся, а попрощаться зашел. Стало быть, так оно и есть, уж
