Диковский Сергей - Бой
Сергей Диковский
Бой
(Из жизни 2-й Краснознаменной стрелковой Приамурской дивизии.)
Взводный приподнял полог палатки, выглянул наружу, и тотчас же его лицо
покрылось крупными каплями.
- Эх, и сечет... - сказал он, стряхивая с волос брызги, - аж дышать
нечем.
Разговоры умолкли. Несколько секунд красноармейцы прислушивались к
дождю. Намокшая палатка глухо гудела под ударами капель. Ветер, обтягивая
парусину, свистел в щелях. Временами распахивался полог, и тогда брызги
влетали в палатку, точно маленькие стеклянные бомбы.
Дождь шел, почти не переставая, шестые сутки. Небо, точно намокшая
парусина, грузно легло на сопки. Благовещенск, обычно отчетливо видимый из
лагерей, маячил теперь только туманным силуэтом каланчи. Палатки стояли
точно на островках, окруженные рябыми от капель озерами. Превратившиеся в
реки ручьи несли к Амуру сучья, сено, рыхлые желтые клочья пены. Дождь лил
с такой силой, что, запрокинув голову, можно было, не отрываясь, напиться,
как из крана. Казалось, над землей больше воды, чем воздуха...
- Сорок сегодня, сорок - завтра, - ворчливо сказал Кабанов, оттирая
щепкой с подметок жирные пласты грязи. - С таких переходов не то что
сапоги, и сам в два счета развалишься.
Он повторял это каждый день. К высокому скрипучему голосу привыкли, как
привыкали к ветру, шуму дождя. Кабанов брюзжал каждый день из-за длинных,
трудных переходов по сопкам, из-за мокрых шинелей, частых стрельб. Ворчал
монотонно и надоедливо, "принципиально", придираясь к каждой мелочи...
Только подвижной, неугомонный Шурцев находил терпение, чтобы отвечать
Кабанову.
- Завел шарманку, - заметил он. - А что бы с тобой на фронте стало?..
- На фронте другое дело. Нужно рассудить...
Он не докончил. Сквозь пелену дождя приглушенно донеслась протяжная
команда:
- Ста-но-вись!
Нахлобучив на голову фуражку, Шурцев первый выскочил из палатки. Нагнув
голову, бежал он навстречу стегающим струям, ослепленный, задыхающийся. За
ним неслось невнятное бормотанье Кабанова. Рядом, затягивая на ходу" пояс,
грузно хлюпал по лужам длинноногий Лутько. Из палаток, пригнувшись,
торопливо выбегали красноармейцы. Кто-то, поскользнувшись на траве, упал,
через него перескакивали другие...
На опушке, в сотне шагов от крайней палатки, быстро росла шеренга.
Удар грома точно разорвал небо пополам. Молния окрасила в ослепительный
лиловый свет мокрые вершины сопок, сверкающую листву деревьев, палатки,
тачанки. Ветер перегнул деревья на одну сторону, и казалось, листья
вот-вот оторвутся и улетят вместе с косыми струями дождя.
Шурцев тщетно пытался разглядеть, что делалось в нескольких шагах от
него. Но видел немного: часть шеренги, задернутой серой туманной шторой.
Рядом с Шурцевым дергал головой, ежась от попадавшей за ворот воды, сосед
по палатке Кузнецов. Вспышки молнии, тяжелый грохот разрывавшихся туч
создавали какую-то особенную напряженную обстановку. Шурцев почувствовал,
что его дергают за рукав.
- Зея... разливается!.. Подходит к элеваторам! - почти прокричал
Кузнецов.
Ротный, скользя подошвами по мокрой траве, пробежал вдоль шеренги и
исчез, точно растворившись в воде.
Увлеченный необычайной картиной грозы, Шурцев не слышал команды. Он
опомнился только, когда секретарь партячейки Сизов, стоявший рядом с ним,
рванулся вперед, точно его толкнули в спину.
Шурцев несколько минут не мог сообразить, бежит он впереди своих
товарищей или сзади. Перед ним колыхалась чья-то вздувшаяся пузырем
рубаха. Молния на миг вздернула тусклую зав
