Дмитрук Андрей - Посещение Отшельника
Андрей Дмитрук
Посещение отшельника
Тогда верни мне возраст дивный.
Когда все было впереди...
Гете
- Сегодня чудесный день, Эли. Почему ты еще не на озере?
- Рей не вернулся из города, папа. Когда вернется, пойдем.
- Ну иди пока одна, позагорай.
- Я тебе мешаю, папа?
- Ты мне никогда не мешаешь, девочка. Просто я сейчас буду заниматься
одной неэстетичной работой.
- Это... настурции, да?
- Они самые.
- Тогда я пойду. А ты скажи Рею, где я... Ой, папа!
- Ну что такое?
- Я забыла тебе сказать. Когда мы с Реем вместе ходили вчера по городу,
один старик бежал за мной и окликал по имени, и у него текли слезы. Раньше
никогда такого не было.
- А вы что ему сказали?
- Как обычно: "Извините, вы ошиблись". А он так смотрит, головой качает
и шепчет: "Не верю, не верю!"
- Молодец старик... О, вот и Рей подлетает. Беги встречай...
...Хорошая все-таки штука - отшельничество! Если бы, конечно, не
настурции. Каждый год толстым слоем садится на них тля. Вот просто
дразнит: "Что, съели с вашим сбалансированным биоценозом?" Ядохимикатов бы
тебе!
Андрей Ильич начал было пальцами обирать мягких, лопающихся тлей, но
скоро понял, что не очистит клумбу и за целое лето. Тогда он разогнул
задубевшие колени, хрустнул спиной и встал, снова исполняясь благодушием.
Кругом цвела его усадьба. Усыпительное жужжание золотых пчел на жасмине;
ручей, заросший лютиком и стрелолистом и какими-то еще лиловыми зонтиками,
и загадочного происхождения пес Кудряш, каковой валяется с рассвета в
лопухах за ручьем на боку с разинутой пастью. Околела собака, да и только.
Впрочем, опасения напрасны, - вот тявкнула, не просыпаясь. Нет уж, сейчас
я потерплю это нашествие, но следующей весной... Будь я проклят, если еще
раз изгажу клумбы хоть одной настурцией! Посажу георгины, вьюнок, золотой
шар...
Совсем успокоив себя, Андрей Ильич засунул руки в карманы белых штанов
и повернул было к дому, когда спиной почувствовал холод и тень, а ушами -
характерное сиплое посвистывание. За посадкой розовых растрепанных пионов,
за джунглями крыжовника лавировал чей-то белый гравиход.
- Куда, будь ты проклят! - завопил Андрей Ильич и бросился, потрясая
кулаками, навстречу машине. Гравиход кабаном пропахал луг, всей тяжестью
подмял крыжовник и окончил свой путь, навалив носом гору земли на пионы.
Наверное, ожил в Андрее Ильиче кондовый патриархальный самовладелец с
зарядом соли в ружье и электрифицированным забором. Во всяком случае,
Ведерников чуть не сорвал голос, крича что-то оскорбительное
женщине-водительнице и единственной пассажирке.
Вдруг он узнал эту женщину.
Совсем по-другому видел он теперь; он видел, какие усилия прилагает
она, пытаясь вручную поднять колпак кабины. Может быть, один гравиход из
тысячи - нервная, чуткая, как лошадь, почти разумная биомашина - мог вот
так разладиться на ходу, стать равнодушной и косной глыбой, подобной
легендарному паровозу. Но теория вероятностей не для этой женщины.
Ведерников, пыхтя и обливаясь потом, помогал откидывать купол. Пожалуй,
искреннего желания помочь было не так уж много; преобладал восторг от
фантастической встречи, приправленный, впрочем, некоторым злорадством.
Тридцать лет тому назад Ведерников не менее двух-трех раз на дню
воображал себе такую встречу с Ней. Именно такую, обязательно связанную с
какой-либо аварией или несчастным случаем, причем он, Андрей Ильич,
отводил себе роль спасителя.
Наконец купол уступил их усилиям и откинулся. Женщина подобрала колени,
намереваясь спрыгнуть
