Довлатов Сергей - Мы И Гинеколог Буданицкий
Сергей Довлатов
Мы и гинеколог Буданицкий
- Ты писатель, - говорит ему Бернович, - вот и опиши, чего я кушаю на
сегодняшний день. При- чем без комментариев, а только факты. Утром - холодец
телячий, лаке, яички, кофе с молоком. На обед - рассольник, голубцы, зефир. На
ужин - типа кулебяки, винегрет, сметана, штрудель яблочный... В СССР прочтут и
обалдеют. Может, Ленинскую премию дадут за гласность...
Третий год писатель снимает дачу в русской колонии около Монтиселло.
Третий год Вениамин Бернович дает ему советы: - Ты опиши мою Фаину, слышишь?
Как говорится, от и до. Причем без комментариев. Вот смотри. В Союзе
элементарное комбинэ было проблемой. А здесь? Две шубы я ей купил на
сегодняшний день. Четыре кофты с аппликациями. Платьев навалом. Туфель одних -
штук двадцать пять... Ты же писатель. Так опиши все это барахло. Вывод,
например, такой - спасибо капиталистической Америке .. А этих комбинаций у нее
здесь целый шкаф.
Бернович делает паузу. Лицо его озаряется предчувствием здорового смеха:
- Ты писатель? Вот и догадайся. Что у женщины под юбкой, а у мужчины в
голове?
Григорий Борисович смущенно опускает длинные младенческие ресницы.
- Не знаешь? Комбинация! - восклицает Бернович. - Ответ - комбинация!
Понял? У женщины под юбкой... У мужчины в голове... Комбинация!
Его жена Фаина тоже наведывается к писателю:
- Так редко удается поговорить с культурным человеком.
Затем Фаина одергивает сарафан и громким шепотом произносит:
- Я вам главное скажу - киноартисты постарели. Баталов, Евстигнеев,
Моргунов. Ведь если разобраться, то уехали мы десять лет назад. А Евстигнееву,
я думаю, уже и тогда было за сорок Годы, в общем, идут, люди стареют. Такое у
меня ощущение. Может, я не права?
- Почему же, - реагирует Григорий Борисович, - действительно стареют. А
годы, в общем-то, идут...
Лето выдалось теплое и солнечное. Даже комары вели себя не очень
агрессивно. Бернович и Фаина заходили к писателю все чаще. Бернович дарил ему
только что пойманных, еще холодных маленьких окуней. Фаина неожиданно и
решительно мыла ему посуду.
"Демократия, - размышлял он, - не только благо. Это еще и бремя. В Союзе
такие люди были частью пейзажа. Я воспринимал их как статистов. Здесь они
превратились в равноправных действующих лиц. Впрочем, - спохватывался
писатель, - это хороший добрые люди. О них можно, в принципе, написать
рассказ... "
Бернович говорил:
- Фаинка - дура. Купи мне, говорит, на сегодняшний день "чероки "...
- Что это?
- "Чероки"? "Чероки" - это тачка. Называется - джип "чероки"... Купи,
говорит, "чероки". А я говорю - ты посмотри на свои бюсты Они же в джипе будут
трястись, как это самое.. Как последний день... Ну этой. Как ее. Помпеи.
Фаина говорила, оставаясь с писателем наедине:
- За мной еще до Вени один кинооператор ухаживал. В Дом искусств мы с ним
ходили. Помню, весь тет-а-тет собирался. Ульянов, Яковлев, этот. Как его?
Ждигарханян.
Бернович и Фаина часто ссорились. В такие минуты заходили поодиночке.
Фаина говорила:
- Ему лишь бы поддать и в койку. Я к такому отношению не привыкла.
- Сколько лет вы женаты? - интересовался писатель.
- Двадцать пять. А что?
Бернович тоже жаловался:
- Фаинка совсем одичала. Не ходи, говорит мне, в шортах. Ноги у меня,
оказывается, слишком полные. А если я такими вот ногами дважды по этапу шел?
Тогда что?..
Бернович как-то раз зашел и говорит:
- Писатель, дело есть. Хочу у тебя поселиться.
- Навеки? - поинтересовался Григорий Борисович с юмором и легкой
