Домбровский Юрий - Новеллы О Шекспире
Юрий Домбровский
Новеллы о Шекспире
СМУГЛАЯ ЛЕДИ
Только глупец может считать
стратфордского Шекспира автором "Гамлета" и
"Короля Лира"...
(Из одной старой книги о Шекспире)
По единогласному заключению ученых,
Гулливер не что иное, как миф, легенда,
созданная простым народом, в виду его
склонности к чудесному и необыкновенному.
Гулливер не существовал никогда, а тот, кто
утверждает обратное, лишается звания ученого,
навсегда изгоняется из академии и предается
проклятию в "Ежегоднике".
Леонид Андреев, "Смерть Гулливера".
Глава 1
ТЕАТР
1
Ричард Бербедж, играющий преступного короля, пришел со сцены, снял на
ходу железные рыцарские перчатки и с размаху бросил их на дряхлый скрипучий
столик.
- ... с этой вашей пьесой-то!.. - сказал он крепко и очень искренне.
Все, кто сидел в уборной, переглянулись, - таким Бербеджа видели
впервые, что-что, а спокойствие он не терял никогда. Длинный малый в женском
платье покосился на него и встал с табуретки, уступая место.
- Да сиди, сиди! - приказал ему Бербедж раздраженно и милостиво. -
Сиди, я еще Билла буду ждать! Ax, черт! Ну уж, я ему на этот раз скажу одно
слово... Да, скажу.
Он прошел и сел к другому зеркалу, нахохлился, погрыз большой палец и
вдруг раздраженно фыркнул.
- "Сборы, сборы!" - передразнил он. - Вот и сборы - два пенса да медная
пуговица на дне кружки! А то еще "сборы"!
Опять все переглянулись. Хотя, верно, сборов не было, но все знали -
Бербедж сердится все-таки не за это. Сборы-то сборами, а играть было тяжело
и противно. Публика слушала плохо, громко разговаривала, и раз чуть было не
вспыхнула драка и пришлось на добрых пять минут прекратить игру: в партере
поймали воришку, и тот стал визжать и вырываться. Поднялся шум. Но тут со
сцены, где сидела чистая публика, вдруг поднялся высокий молодой в голубом
зимнем плаще с тремя золотыми леопардами и гаркнул оскорбительно и громко:
- Эй, вы, милорды! Висельная дичь!
Ему ответили руганью, хохотом и свистом, кто-то даже запустил моченым
яблоком, но молодец был тоже не промах, он встал - а был он высок и хорошо
сложен - молча обнажил до половины шпагу, потом вытянул руку, сжал кулак и
показал его партеру.
- Гы-ы! - длинно было засмеялся какой-то дурак, но в партере поняли и
сразу же замолкли. Тут пахло серьезной дракой, а то, пожалуй, и
кровопролитием.
Шум замолк, и пьеса продолжалась, но Бербеджу-то все это было очень
неприятно, он играл плохо, с накладками, и чувствовал, что и зрители
понимают, что он не в себе, а мучительнее этого состояния для него вообще
ничего не было. Теперь он сидел красный от стыда, раздевался и был так зол,
что вообще никого бы не хотел видеть: ни приятелей, ни театр, ни эту темную,
скверно обставленную уборную, где все шатается и скрипит, ибо все здесь
сделано на скорую руку, - он сам был столяром и сыном столяра и в этих вещах
толк понимал. Кроме того, было еще и холодновато, со сцены через колючие
доски дуло так, что шевелились дешевые, реденькие занавески. Бербедж кончил
раздеваться, встал и тут в дверь вкатился пухленький, толстый человечек с
очень румяным и ясным лицом.
- Уф, - сказал человечек и покачал головой, ведь еле-еле протискался.
Его величеству привет!
Он сам взял стул, сел на него верхом, вытащил платок и начал
вытираться. Лицо было потное и блестело.
- Еле-еле, - повторил он. - Там какого-то молодца потащили купать,
говорят, что кошелек срезал. А что это ваше величество не в духе?
Бербедж, когда увидел старика, сразу просветлел.
- Спл
