Доценко Виктор - Бешеный 01 (Срок Для Бешеного)
Срок для Бешеного
I
Прибытие в зону
Кумачовый плакат на белеющем изморозью фронтоне вокзала небольшого городка гласил: "Вся власть принадлежит народу!"
Было раннее утро. Московский пассажирский еще медленно катил по первому пути, когда, пробежав по пустынному перрону, отряд автоматчиков оцепил место предполагаемой остановки последнего вагона. Три немецкие овчарки, подрагивая густой шерстью, застыли, точно в ожидании привычной команды: догнать, схватить, сбить с ног, загрызть.
Заиндевелый вагон, похожий на почтовый, зловеще глядя зарешеченными окнами, замер, громыхнув, в кругу оцепления. Высокий сухопарый капитан устремился к распахнувшейся двери навстречу соскочившему со ступенек молоденькому лейтенанту, за которым появился двухметровый сержант с огромной кипой папок.
- Что-то много! - ответив на приветствие и хмуро кивнув на папки, бросил капитан. - Машин-то всего три... Опять как сельдей в бочки напихивать придется!
- Начнем? - спросил лейтенант.
- Давай, давай, лейтенант! - нетерпеливо буркнул капитан, переминаясь с ноги на ногу. - Больше часа ждем: заморозили совсем!
Пожав плечами, лейтенант взял у сержанта верхнюю папку и выкрикнул:
- Алыгбаев! - И тут же передал папку капитану.
В тамбуре солдат, такой же здоровенный, как сержант, зычно крикнув "Есть", подтолкнул к выходу черноволосого паренька лет двадцати, который тонким голоском с восточным акцентом отрапортовал:
- Али Акбарович, тысяча дэвятьсот шестдэсэт восмой, стата сто восмой, част второй, сэм лэт!
Паренек спустился на перрон, завел руки за спину и встал на место, указанное капитаном.
- Ты, чурка! Впервые замужем, что ли? Быстро на корточки! - приказал тот.
- Букреев! - продолжал перекличку лейтенант.
- Владимир Юрьевич, тысяча девятьсот пятидесятый, статья сто шестая, часть третья, шесть лет строгого режима, - вяло ответил пересыльный в кожаном пальто и опустился на перрон рядом с Алыгбаевым.
- Сухонов!
- Валерий Юсупович, девяносто третья прим, девять лет!
- Не понял? - рявкнул капитан.
- Валерий Юсупович, девяносто третья прим, девять лет! - спокойно, не повышая голоса, повторил мужчина лет пятидесяти.
- Ты чего, еть твою мать, забыл, как отвечать нужно? Может, напомнить? - обозлился капитан.
- Ты, начальник, меня на репетэ не бери и маму мою оставь в покое: не с сявкой базаришь! - Сверкнув фиксой, Сухонов прищурил глаза и взглянул на капитана в упор.
Перехватив недобрый взгляд, капитан, не отводя глаз, выдержал паузу, соображая, как реагировать на явную дерзость, потом взглянул в карточку пересыльного и, решив не связываться, подчеркнуто вежливо произнес:
- Сухонов!
- Валерий Юсупович, тридцать седьмой, девяносто третья прим, девять...
- Вот так! Займите свое место, - удовлетворенно кивнул капитан.
- Говорков! - выкрикнул лейтенант.
- Савелий Кузьмич, тысяча девятьсот шестьдесят пятого, восемьдесят восьмая, часть вторая, девять лет строгого! - громко, но безразлично ответил кряжистый, крепко сбитый парень, укутанный в синее байковое одеяло, чуть прикрывающее наручники.
Заметив их, капитан внимательно изучил его карточку и тихо бросил:
- Смотри у меня, паря: не балуй, пристрелю на месте!
Пропустив мимо ушей слова капитана, Савелий Говорков скользнул равнодушным взглядом по случайным прохожим, глазеющим на происходящее через оцепление автоматчиков, поправил сползающее одеяло и занял место в сидячем строю.
- Никитчук!..
Перекличка шла своим чередом.
Стоял конец ноября, и утро выдалось на редкость морозное. Осужденные же были одеты так, буд
