Достоевский Федор Михайлович - Петербургские Сновидения В Стихах И Прозе
Ф.М. Достоевский
ПЕТЕРБУРГСКИЕ СНОВИДЕНИЯ В СТИХАХ И ПРОЗЕ
- О, да будет проклята навеки моя должность - должность фельетониста!..
Не беспокойтесь, господа, это не я восклицаю! Признаюсь, что такое начало
было бы слишком эксцентрично для моего фельетона. Нет, я так не воскликну, но
до приезда моего в Петербург я решительно был уверен, что каждый петербургский
фельетонист, принимаясь за перо, чтоб строчить свой еженедельный или
ежемесячный фельетон, непременно должен так воскликнуть, садясь за письменный
стол. В самом деле, рассудите, о чем писать? Приехала, напр"имер", Ристори, и
вот - всё что ни есть фельетонистов тотчас же строчит во всех фельетонах, во
всех газетах и журналах, с направлением и без направления, одно и то же:
Ристори, Ристори, - Ристори приехала, Ристори играет; она в "Камме", - тотчас
же "Камма", "Камма", что ни развернете, везде "Камма"; в "Марии Стуарт", -
тотчас же "Стуарт", "Стуарт" и т. д. Так и рвут друг у друга новости! А всего
досаднее то, что они действительно воображают, что это новости. Возьмешь
газету, читать не хочется: везде одно и то же, уныние нападает на вас, и
только согласишься, что много надо иметь хитрости, пронырливости, рутинной
набивки руки и мысли, чтоб об одном и том же сказать хоть и одно и то же, но
как-нибудь не в тех же словах. И теребят свой умишко несчастные и проклинают
свою участь. И сколько, может быть, драм, даже чего-нибудь трагического
происходит где-нибудь в сыром углу в пятом этаже, где в одной комнате
помещается целая семья, голодная и холодная, а в другой сидит фельетонист,
дрожит в продранном халатишке и пишет фельетон a la Новый Поэт о камелиях,
устрицах и приятелях, теребит свои волосы, грызет перо, и всё это при
обстановке совершенно не фельетонной. Но я увлекся; может быть, и ни одного
такого нет фельетониста в Петербурге. Может быть, они все ездят в каретах и
питаются страсбургскими пирогами... Но что? Ужели фельетон есть только
перечень животрепещущих городских новостей? Кажется бы, на всё можно взглянуть
своим собственным взглядом, скрепить своею собственною мыслию, сказать свое
слово, новое слово. Но боже мой! что вы говорите! Новое слово. Да разве каждый
день можно говорить по новому слову, когда во всю жизнь, пожалуй, его не
добьешься, а и услышишь, так еще и не узнаешь. Скрепить своею мыслию, говорите
вы. Но какою же своею мыслью, где взять свою мысль? Отступите хоть на йоту от
мыслей антрепренера, он тотчас же откажет вам и вышлет из журнала. Ну да
положим, мысль и будет, но оригинальность, но оригинальность, - где ее-то
взять? Мысль ведь это все-таки не ваша. На это надо... да, на это надо ума,
прозорливости, таланта! Слишком много вы хотите уж требовать от нашего
фельетониста! А знаете ли, что такое иногда фельетонист (разумеется, иногда, а
не всегда)? Мальчик, едва оперившийся, едва доучившийся, а часто и не
учившийся, которому кажется, что так легко писать фельетон: "Он без плана,
думает он, это не повесть, пиши о чем хочешь, тут посмейся, там отзовись с
известного рода уважением, тут про Ристори, там про добродетель и
нравственность, а там про безнравственность, про взятки например, уж
непременно про взятки, и готов фельетон. Ведь мысли теперь продаются
совершенно готовые, на лотках, как калачи. Составился бы только печатный лист,
да и дело с концом!" Иному современному строчиле (вольный перевод слова
"фельетонист") и в голову не приходит, что без жара, без смысла, без идеи, без
охоты - всё будет рутиной и повтор
