Достоевский Федор Михайлович - Пушкинская Речь
Ф.М.ДОСТОЕВСКИЙ
ПУШКИНСКАЯ РЕЧЬ
ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ
Ежемесячное издание
Год III
Единственный выпуск на 1880
АВГУСТ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ОБЪЯСНИТЕЛЬНОЕ СЛОВО ПО ПОВОДУ ПЕЧАТАЕМОЙ НИЖЕ
РЕЧИ О ПУШКИНЕ
[129]
Речь моя о Пушкине и о значении его, помещаемая
ниже и составляющая основу содержания настоящего
выпуска "Дневника писателя" (единственного выпуска за
1880 год [Издание "Дневника писателя" надеюсь
возобновить в будущем 1881 году, если позволит мое
здоровье.]), была произнесена 8 июня сего года в
торжественном заседании Общества любителей российской
словесности, при многочисленной публике, и произвела
значительное впечатление. Иван Сергеевич Аксаков,
сказавший тут же о себе, что его считают все как бы
предводителем славянофилов, заявил с кафедры, что моя
речь "составляет событие". Не для похвальбы вспоминаю
это теперь, а для того, чтобы заявить вот что: если
моя речь составляет событие, то только с одной и
единственной точки зрения, которую обозначу ниже. Для
сего и пишу это предисловие. Собственно же в речи моей
я хотел обозначить лишь следующие четыре пункта в
значении Пушкина для России.
1) То, что Пушкин первый своим глубоко прозорливым
и гениальным умом и чисто русским сердцем своим
отыскал и отметил главнейшее и болезненное явление
нашего интеллигентного, исторически оторванного от
почвы общества, возвысившегося над народом. Он отметил
и выпукло поставил перед нами отрицательный тип наш,
человека, беспокоящегося и не примиряющегося, в родную
почву и в родные силы ее не верующего, Россию и себя
самого (то есть свое же общество, свой же
интеллигентный слой, возникший над родной почвой
нашей) в конце концов отрицающего, делать с другими не
желающего и искренно страдающего. Алеко и Онегин
породили потом множество подобных себе в нашей ху-
[130]
дожественной литературе. За ними выступили Печорины,
Чичиковы, Рудины и Лаврецкие, Болконские (в "Войне и
мире" Льва Толстого) и множество других, уже
появлением своим засвидетельствовавшие о правде
первоначально данной мысли Пушкиным. Ему честь и
слава, его громадному уму и гению, отметившему самую
больную язву составившегося у нас после великой
петровской реформы общества. Его искусному диагнозу мы
обязаны обозначением и распознанием болезни нашей, и
он же, он первый, дал и утешение: ибо он же дал и
великую надежду, что болезнь эта не смертельна и что
русское общество может быть излечено, может вновь
обновиться и воскреснуть, если присоединится к правде
народной, ибо
2) Он первый (именно первый, а до него никто) дал
нам художественные типы красоты русской, вышедшей
прямо из духа русского, обретавшейся в народной
правде, в почве нашей, и им в ней отысканные.
Свидетельствуют о том типы Татьяны, женщины совершенно
русской, уберегшей себя от наносной лжи, типы
исторические, как, например, Инок и другие в "Борисе
Годунове", типы бытовые, как в "Капитанской дочке" и
во множестве других образов, мелькающих в его
стихотворениях, в рассказах, в записках, даже в
"Истории Пугачевского бунта". Главное же, что надо
особенно подчеркнуть, - это то, что все эти типы
положительной красоты человека русского и души его
взяты всецело из народного духа. Тут уже надобно
говорить всю правду: не в нынешней нашей цивилизации,
не в "европейском" так называемом образовании
(которого у нас, к слову сказать, никогда и не было),
не в уродливостях внешне усвоенных европейских идей и
форм указал Пушкин эту красоту, а единственно в
народном духе нашел ее, и {тол
