Дружников Юрий - В Зените Славы И После (Воспоминания О Савелии Крамарове)
Юрий Дружников
В зените славы и после
Воспоминания о Савелии Крамарове
Наши пути скрестились, когда он уже был кинознаменитостью.
В отличие от Смоктуновского или, к примеру, Плятта - актеров для
интеллигентного или, скажем шире, образованного зрителя, Крамарова знали
все. В детском саду строили рожи, повторяя его экранные гримасы. Пенсионеры,
забивающие "козла" под кустом сирени, употребляли выражения, запущенные им в
атмосферу с экрана. К перелому своей жизни в конце семидесятых он снялся в
сорока двух лентах. Он был в зените советской славы и готовился ко
всемирной.
Если в вагон метро войдет Лев Толстой или даже Иисус Христос, москвичи
вряд ли обратят внимание. А когда входил Крамаров, взгляды сосредоточивались
на нем. Через минуту подскакивал какой-нибудь матросик или стильная девица,
прося автограф. Савелий мгновенно рисовал свой профиль - абрис был
отшлифован годами.
Он любил демонстрировать свою славу. Останавливался возле сопливого
мальчика в скверике и спрашивал:
- Кто я?
И через секунду, растягивая рот в улыбке, тот произносил:
- Ты Крамаров.
Очередной инспектор ГАИ, остановив его, вдруг начинал смеяться:
- Не надо документов! Контрамарочку на просмотр для жены можно
получить?
И отпускал с миром.
Уже будучи отказниками, мы поехали в Пярну: в Москве шли шмоны перед
Олимпийскими играми. Через два дня в гостиницу явился начальник ракетной
части, дислоцированной на закрытом для смертных острове Саарема.
- Товарищ Крамаров, - стоя в дверном косяке и отдавая честь, начал он
издалека. - Не надо ли вам чего?
- Проси засунуть тебя в ракету и послать в Нью-Йорк, - шепнул я.
- Телевизора в номере нету, - пожаловался Савелий.
- Установим! Мебель новую завезем. Вы только не откажите выступить у
нас в части перед офицерами. Вертолет пришлю в шесть ноль-ноль.
Выступления его к тому времени прекратились, честолюбие требовало пищи,
Савелий согласился. До шести вечера мне удалось его убедить не лезть ради
горячих аплодисментов в петлю ледяной секретности.
Режиссер Юрий Завадский сказал мне как-то: "Актер есть человек, который
говорит чужие слова не своим голосом". Если это справедливо, то относится к
Крамарову ровно на пятьдесят процентов: он говорил чужие слова собственным
голосом, и в этом состояли его достоверность и обаяние. Но, конечно, он
говорил чужие слова, своих у него и не водилось. Он был катастрофически
необразован. Грамотно он не мог написать двух строк. Ничего не читал, кроме
рецензий на себя. Стены в его московской квартире были оклеены вырезками из
киножурналов, про него писавших.
Этот "чукча-нечитатель" в жизни не прочел ни одной книги и хвалился,
что сумел избежать учебников, будучи студентом Лесотехнического института.
Он обожал своего друга Жванецкого, потому что его можно не читать, а
слушать. Книгу, которую я ему подарил, на следующий день увидел в квартире у
его подруги: он выскреб мою надпись и накарябал свою. Я спросил:
- Зачем?
- Книги, старик, покрываются пылью, - назидательно сказал он.
Откуда он это узнал, если книг у него не было? Впрочем, одну я заставил
его прочесть, когда мы затеяли некую игру. Это была самиздатная рукопись
"Как вести себя на допросах в КГБ".
Почему он решил эмигрировать? Не у многих была такая серьезная причина,
как у него. Хотя я вовсе не уверен, что сам он ее осознавал.
- Про тебя написал Апдайк, - сказал я ему. - "Цели наши, которых мы
достигаем, навевают на нас скуку".
- Кто это - Апдайк?
- Твой будущий соотечественник.
При своих с
