Дурова Наталья Юрьевна - Пегая Фомка
Наталья Юрьевна Дурова
Пегая Фомка
Когда-то говорили, что крысы снятся не к добру. Однако, проснувшись, я
очень обрадовалась, что мне приснились крысы и вся история про пегую Фомку -
нашу маленькую дрессированную артистку. Послушайте же...
Белая, в чёрных и серых пятнах, она казалась чужой в своей колонии. Все
крысы были серые-пресерые и большие, все боялись музыки и света, но считали
себя необыкновенными. Ведь их крысиная колония находилась в самом настоящем
цирке. Круглый барьер, который окаймлял рыхлый, усыпанный опилками манеж,
служил неплохим жилищем. Здесь крысы построили себе домики, завели погреба, а
ночами устраивали спортивные игры прямо на манеже. Всю ночь громадный манеж
был в их распоряжении. Иногда здесь они казнили своих пленников. Это были
белые крысы, сбежавшие от дрессировщика.
Строгими были законы крысиной колонии: только серые могли здесь жить.
Недаром колония так и называлась - "Барьерная серость". Крысы очень гордились
этим названием.
- Мы тоже цирковые, сжальтесь, - рыдали пленники.
- Ишь чего захотели, - говорила старая Бормочиха. В глухой и тайной
крысиной колонии она была главной. - "Цирковые"! - зловеще передразнивала она
и, прошелестев хвостом, изрекала: - Только купол у нас один. А жизнь - разная.
Обождите, мы ещё подточим разные ваши там сооружения. Ну да ладно! Вы же,
негодные, всем людям стараетесь создать отдых, а когда люди вместе смеются и
веселятся, знаете что бывает? То-то! Казнить! Казнить пленников! Только мы
даём людям настоящую работу. Они ловят нас, что-то спасают, злятся, пугаются,
идут на разные уловки, чтобы от нас избавиться. Да, именно мы даём им работу!
Обречённые пленники пытались объяснить, что такая работа людям вовсе ни к
чему. Но их никто не слушал. Ведь они попали в колонию "Барьерная серость"!
Раньше Фомка тоже кричала со всеми: "Казнить их!" Тогда она ещё была
маленькой и тоже казалась серой. Теперь ей исполнился год, и шкурка её
побелела, она стала пегой. Может быть, поэтому, похожая и на белых и на серых
крыс, она старалась молчать. Но старая Бормочиха не спускала глаз с Фомки, и
внучке приходилось повиноваться. Однако Фомка открывала рот беззвучно, только
для виду.
А вечером, заслышав музыку, она тихонько прокрадывалась к щели и смотрела
представление. Среди всяких животных тут были и крысы, похожие на тех самых
пленников. Они творили нечто совсем непонятное. Поглядывали на большого кота,
будто на паршивую мышь, и взлетали с ним вместе на сверкающем самолёте под
самый купол цирка.
Фомка не могла скрыть своего восторга даже от Бормочихи. Она знала, что
бабушка больше всего боится котов и уборщиц.
- Ну кот, конечно, это кот, - говорила старуха. - По хитрости и ловкости с
ним никто не сравнится, но зато нас сам слон боится.
Потом сердилась на Фомку:
- Эх, горе! И откуда ты взялась, пегая?
Но по-прежнему терпеливо учила внучку быть осторожной:
- На промысел можно выходить, только когда стемнеет... Темно, тихо, а
сиденья стульев, прижавшись к спинкам, застыли перед нами и стоят навытяжку.
Они нас тоже боятся. Повтори...
Фомка пискляво повторяла за Бормочихой все правила, но, выходя на
промысел, она лакомилась растаявшим мороженым, а после из пустого стаканчика
устраивала себе тумбу. Тут и начиналось для остальных крысят весёлое
представление.
Но маленькой артистке не хватало умения.
И Фомка решила прокрадываться к щели по утрам, когда без музыки и
аплодисментов крысы учатся выступать.
Так она и сделала.
На манеже, на высоких под
