Дяченко Марина & Дяченко Сергей - Судья
Марина и Сергей Дяченко.
Судья.
За мою голову обещано столько денег, сколько я ни разу не держал в руках.
Мало того - вы, наверное, тоже не держали. Я живу в маленькой квартире на
втором этаже. Напротив, за черной кожаной дверью, живет человек, это
вознаграждение назначивший; справа от лестницы имеется большой плакат,
убедительно и в подробностях повторяющий то, что и так известно любому
мальчишке в нашем городе: человеку, доставившему по нужному адресу мою
голову в полиэтиленовом пакете, полагается сумма более чем приличная. Лет
эдак на сто безбедной, а временами и богатой жизни. (Кстати, полиэтиленовые
сумки с моим портретом одно время были очень популярны; если поискать у
меня в кладовке, наверняка отыщется штуки две. Или даже три. Правда, от
времени и частого использования краска облупилась, и меня почти невозможно
узнать.)
Люди, желающие поправить свое финансовое положение за мой счет, до сих
пор появляются довольно часто. Правда, раньше их было больше; раньше,
признаться, не проходило и дня, чтобы мне не снесли входную дверь, или не
разбили окно очередью из автомата, или еще что-нибудь в этом духе. И все
мои визитеры при последующем рассмотрении оказывались не такими уж плохими
- просто всем очень нужны были деньги, кому на лечение, кому на учебу, кому
на мечту.
Когда-то в детстве один знакомый рассказывал мне, что водитель, намеренно
задавивший курицу, не несет за это никакой ответственности. "Почему?" -
спрашивал я. "Потому что курицу очень трудно задавить", - отвечал он
авторитетно. Тот факт, что меня трудно убить, почему-то заранее лишает
людей всяких сомнений относительно их права попытаться. Ценность моей жизни
никем не принимается в расчет; не скажу, чтобы это огорчало меня, но как-
то, знаете, все-таки...
В то утро ко мне ворвались четверо в пятнистых комбинезонах. Одновременно
полезли по двое из каждого окна, поливая комнату очередями и что-то свирепо
крича - скорее для того, чтобы себя подбодрить, нежели затем, чтобы меня
напугать...
... Переступая через их пятнистые тела, выбираюсь в коридор и звоню в
дверь напротив. Сосед открывает сразу же - разумеется, он слышал стрельбу и
заранее поджидал у дверного глазка, воодушевленный, хотя и не слишком
обнадеженный.
- Доброе утро, - говорю я.
Ни слова не говоря, он принимает бумажку - счет - из моих рук. Поправляет
на переносице тонкие золотые очки:
- Окна? Пустяки...
- Они были пуленепробиваемые, - напоминаю я горько.
Во дворе уже курлычет "скорая помощь". На станции "скорой" давно знают
мой адрес на память.
Сосед наклоняет лицо - он ниже меня на голову - и смотрит поверх очков,
поверх зеркальных персиковых стекол. Всякий раз от его взгляда мне делается
неприятно; глаза у него серые, совершенно спокойные, и на дне их сидит моя
смерть.
Он желает, чтобы я умер. И знает, что я когда-нибудь все-таки умру. И
уверен, что переживет меня. И еще собирается плюнуть на мою могилу.
Или, может быть, насчет "плюнуть" я все-таки преувеличиваю?
* * *
В три часа пополудни в дверь звонят. Я как раз недавно проснулся и стою в
ванной перед треснувшим зеркалом, пытаясь разглядеть изнанку своего правого
нижнего века.
- Кто там? - спрашиваю я, отпирая дверь. Девушка - еще выхода из ванной,
я точно знаю, что это девушка - отпрыгивает, будто наступив на змею. В
соседском "глазке" загорается свет и почти сразу гаснет.
Девушка преотличная. Не вульгарная. Неглупая с виду. Подтянутая,
ясноглазая, короче говоря, очень удачная девушка.
- Заходите, -
