Дымов Феликс - Мой Сосед
Феликс ДЫМОВ
МОЙ СОСЕД
Предисловие
Я пришел в фантастику из любви к. сказке.
Между сказкой и фантастикой много общего.
Вот уже и серьезные труды на этот счет появились. Например,
"Волшебно-сказочные корни научной фантастики" Е. Неелова. Чем больше в наше
время поток информации, чем выше порог необычности, тем сильнее голод по
необычному, который утоляет фантастика. Фантастика - всегда надежда на
чудо. Плохо, когда такая надежда отвлекает от реальных дел. Хорошо, когда
мобилизует, когда читатель сам становится чудотворцем.
И еще. Задолго до сегодняшних лозунгов о перестройке и ускорении
фантастика уже служила и перестройке и ускорению, будоража воображение,
приучая читателя к принятию нестандартных решений, прослеженных в динамике
и во времени. Фантастика снимает ограничители творчества, играет на
неожиданных ассоциациях, оперирует многовариантными системами, учит
предвидеть последствия своих действий. В конце концов, даже планирование -
это обоснованное знанием фантазирование. Потому что подсмотреть заранее то,
что еще только будет, невозможно.
Считаю своей задачей не предсказание технических решений или путей
развития технологии, а предугадание человека нового типа.
Человека, которого рождает наше время и наше общество. В том числе -
ив результате реализации программ ускорения и перестройки.
Хочется не только предугадать. Но и написать таким, чтоб его полюбили
читатели, чтоб и мои герои, и мои читатели стали действенным звеном
"Интенсификации-2000" - ведь до третьего тысячелетия осталось всего-навсего
две с половиной пятилетки!
Феликс Дымов
МОЙ СОСЕД
Мне было одиннадцать, а ему восемьдесят девять, и мы любили друг
друга. Он чуточку преданнее. Зато я - назойливее. Я всему тогда искала
объяснение, кое-что, на мой взгляд, понимала в любви.
Еще бы: успела прочесть "Анну Каренину", повздыхала лунными ночами
вместе с Наташей Ростовой и, естественно, отрыдала свое над несчастной
судьбой Ромео и Джульетты. Теперь, опытом своего шестидесятидвухлетия, я
вижу все несколько иначе. Особенно после сегодняшнего выпуска теленовостей.
Мы с Эдиком ужинали. Я только что сняла с плиты сковородку с
подпрыгивающей на жиру яичницей, достала из холодильника бутылку молока. И
вдруг, сразу же за репортажем с марсианского раскопа-заповедника, без
всякого перехода, видимо считая новость всемирно важной, сказали о Фогеле.
Что-то про квазижизнь, якобы открытую художником полвека тому назад. Я
стояла, смотрела на выплывшее из телестены изображение последнего
фогелевского манекена и лила молоко мимо стакана. В общем, пока я вытирала
пол, тема передачи сменилась. Но мне уже было безразлично: сообщение
подстегнуло память...
Георгий Викторович Фогель был моим соседом по квартире. Давно. В
прошлом веке. У меня до сих пор стоят перед глазами огромные кисти тонких в
запястье рук, сухой горбатый нос, жидкие волосы того синеватого оттенка
белизны, который приобретает к глубокой старости седина. Во что он
одевался, не помню. На вешалке всегда висел широкий берет, но я не могу с
уверенностью поручиться, что видела его когда-нибудь на голове художника.
От одиночества и тоски по людям Георгий Викторович постоянно торчал на
кухне. Обитатели нашей многосемейной квартиры по очереди выслушивали
нескончаемые, часто повторяющиеся истории: он садился посреди кухни на
табурет и обязательно оказывался у кого-нибудь на пути. Никто не делал ему
замечаний.
Лишь Лика однажды, пролив ему на колени компот, в сердцах прикрикнула:
- Вы бы
