Евдокимов Леонид - Колодец
Леонид Евдокимов
КОЛОДЕЦ
В озере купалась Никта-ночь.
Ивы припали жадными губами к фиолету воды.
На берегу, где не всплеснет волна в темном омуте, смеялись русалки.
Они расчесывали фиалковые волосы и серебристые капли на их полупрозрачной
коже подрагивали от смеха, и мерцали, и слоили тонкие лучики лунного света
в невидимые человеческому глазу радуги. Они же видели окружающее товарок
радужное сияние и радовались, как умеет радоваться Вечная Юность. Как умеет
радоваться Красота. Потому что они сами были Красота.
Они смеялись. Или - вдруг, внезапно, - срывались с места и бежали
взапуски по лунной дорожке на глади воды. Кто резвее? Кто быстрее добежит
до тени камышей на той стороне лесного озерца? Кто первой обратно? Кому
достанутся поздравления, а кому утешительные поцелуи подруг? Казалось бы,
что звездам до ночных купальщиц?! Но и они были очарованы...
Из чащобы, завалов и буераков выкрадывалась лесная нежить и,
любопытствуя, подползала к берегу. А когда забег ночных шалуний кончался,
лешаки, ведьмаки и кикиморы взвывали и ухали радостно и ломились сквозь
заросли прочь. Они боялись насмешек купальщиц.
Стыдились собственного несовершенства. И призрачная тишина крошилась
скорлупками ореха под неловкой ногой.
Сонные утки бестолково косили глазами на русалок но слишком телесные,
слишком в заботе о потомстве - засовывали головы под крыло и предавались
привычной дреме.
Пучеглазые лягушки вздували свои мешки, но страшась напугать наяд,
молчали. А по-над озером алмазным звоном лились, то вспыхивая, то угасая,
русалочьи голоса.
Медвяные, выстоявшиеся травы вплетались в фиал ковые пряди и -
неслышно - шептали красавицам "Мы любим вас. Мы вас очень любим" -Соловей
спросонок выщелкнул пару коленец, прислушался и затих, подпав под магию
смеха Вечно Нагих. "Я еще успею. Потом, на заре", - подумал он и склонил
набок голову.
Час пришел - Никта-ночь растворилась в феерии лучей рассвета.
Ночные купальщицы нырнули - круги по воде. Травы распрямились гордо.
Квакнули лягушки, пробуя голоса. Сфальшивили, смолкли. И как-то разом взяли
стройным хором. Забасили, загудели пчелы.
Крохотными вертолетиками зависли в утренней сини стрекозы.
Очнувшийся соловей завел стремительную трель. Заполыхали радуги в
мириадах капелек росы, расцвечивая этот мир. Самый лучший из миров...
Брызнувший луч резанул человека по глазам. Человек поднял голову, но
веки не разомкнул: слишком короткая ночь не принесла отдохновения. Тело
слушалось неохотно. Ныли мышцы спины. Пальцы свела судорога - пришлось
разгибать их по одному.
Человек подтянул колени и с трудом выбрался из палатки.
Распрямился, надавливая кулаками на поясницу. Лизнул сухим языком
запекшиеся губы. Подвигал челюстями, сплюнул набившийся за ночь песок.
Помассировал осторожно глаза - полыхнула красная резь.
С отвращением натянул заскорузлую от пота рубаху, Поколебавшись,
достал из вещмешка флягу, болтнул.
Осталось на два глотка, не больше. Бросил в кружку остаток сухаря,
прежде разломив его надвое. Капнул из фляжки раз, другой.
"Будь что будет", - решился и вылил остаток влаги на два серых
кусочка. Слизнул каплю, повисшую на горлышке. Затем принялся сосать
подмокшие сухарики.
Обвел взглядом окрестности. Ничего не произошло и в эту ночь: голо,
песок до самого горизонта. Да и что могло произойти?
Пустыня. Осыпавшиеся берега озерца. Того, что должно было быть
озерцом, если его не обманывала память.
"Нет-нет, Это здесь, я не мог ошибиться. Детские впечатления не лгут.
Я в
