Екимов Борис - Холюшино Подворье
Борис Петрович Екимов
ХОЛЮШИНО ПОДВОРЬЕ
Рассказ
1
На рождество с Холюшиного подворья увели двух ярок да большого пухового
козла, с него на четыре платка за раз начесать можно было. Козла-то с база
забрали, но далеко не повезли, освежевали считай что на месте. Тушку оставили
хозяину и на высокий заборный кол надели страшную козлиную голову. Холюша на
утро следующего дня обошел свое хозяйство и, не скупясь, по старинному обычаю,
оберегая дом и худобу от недоброго глаза, каждую самую малую дверцу и
окошечко, каждую щелку меловым крестом оберег. А у него было, было что беречь.
Лежало Холюшино подворье на краю хутора. Приземистый круглый дом под
жестью - когда-то лучший в Вихляевском - сейчас одряхлел и понемногу уходил в
землю, топорщась рогатой телевизионной антенной. Спереди, от красного крыльца,
и сзади, от чуланов, громоздились друг за дружкой базы, сараи, кухни и другие
постройки. И, смыкаясь, ровным четырехугольником обступали они просторный
двор. А на базах не ветер шумел, а жила и плодилась скотина: добрая
корова-ведерница, от нее же телка-двухлетка, летошний бычок зимовал, нагуливал
мяса; на козьем базу хрумтели сенцом десяток коз да козел Ерема, а с ними
шесть овечек. Мирно похрюкивали подсвинки. Два десятка гусынь днями вперевалку
бродили по двору или серыми валунами лежали на грязном снегу. Распускали
жесткие хвосты и крылья, чуфырились два индюка, наливались кровью, а временами
лениво бились перед добрым табунком сытых, подбористых индюшек. Здесь же
галдели утки, греблись куры, которых стерегли два петуха, белый и рыжий. Меж
собой петухи ладили - сударок хватало, чужих били в кровь.
На забазье чернели высокие пирамиды друг к дружке прислоненных жердей,
по-местному - костры. Там же высился добрый скирд сена. Ниже лежал огород,
наверное, самый большой в хуторе. За ним, на обережье, старый сад с покосом.
Уж ему-то равных не было во всей округе.
Просторное Холюшино поместье слева и в задах дугой окаймляла невеликая
речка. Подле самого дома она разливалась широким плесом. Его так и звали -
Холюшин плес. С весны до осени стоял здесь содомский галдеж: сотни птиц, гусей
и уток жили тут и кормились.
Еще недавно, лет пять назад, а может, и десять, все долгое лето бродила по
мелкому плесу горбатая усохшая старуха с хворостиной, в подвязанной юбке. Это
была мать Холюши, она обычно птицей занималась. Но теперь мать умерла, и жил
Холюша один. И он уже не поминал, и редко кто на хуторе помнил, что прежде
жили в этом подворье Вихлянцевы, крепкая семья: отец, мать, трое сыновей и
дочь. Это с тех времен и стоял круглый дом под жестью, остатки тех просторных
базов, катухов да сараев. Сад и покос, огород, просторный плес были еще тех
времен, далеких-далеких. Но сколь много вмещается в долгую человечью жизнь:
две большие войны, скитания вдали от родного дома в гиблых песках и много
другого, несладкого, но помельче, которого уж и не держит память.
И сейчас на хуторе, в старом вихлянцевском доме, жил Холюша, по паспорту
Варфоломей Вихлянцев, инвалид с деревянной ногой, семидесяти лет от роду.
Теперешняя зима выдалась доброй. После рождества еще снежку подвалило, а с
крещенья небо разьяснело и встали морозы. По утрам, спозаранку, придавая
холоду, стылым светом светил иверень луны. Румяное от мороза солнце
поднималось нехотя, высвечивая розовым ровнехонькие и высокие столбы печных
дымов. А под вечер оно сдобным колобом валилось в желтый густой морозный туман
и пропадало до утра. И всю долгую ночь праздн
