Емец Дмитрий Александрович - Последний Охотник
Дмитрий Емец
ПОСЛЕДНИЙ ОХОТНИК
(инопланетяне рядом!)
Бомж Павел Сырцов, не открывая глаз, застонал и, икнув, ощутил где-то в
глубинах носа кислятину. Он лежал на ящиках под открытым небом. Ему было
хреново, так хреново, что его желудок давно сжался бы в горошину и исторг бы
всё свое содержимое, если бы оно у него было.
Скажи кто-нибудь Сырцову пару лет назад, что можно зверски охмелеть от
двух бутылок "Клинского", смешанного с тройным одеколоном и выхлебанного
ложкой(!) из алюминиевой миски, он послал бы высказавшего это предположение в
город Закудыкинск. Но, оказалось, что забалдеть от этого всё-таки можно, и
сейчас Сырцову хотелось опохмелиться. Очень хотелось, но он знал, что это
нереально, и поэтому не открывал глаза.
Что ни говори, а в жизни есть вопросы актуальнее, чем "За что папу убил,
Клавдий?" Например, что можно увидеть и чем можно опохмелиться в пять часов
утра на промышленной свалке в Капотне?
У него не было глаз, но он видел; не было ушей, но он слышал; не было
носа, но он осязал. Он неподвижно висел во Вселенной. Он не дремал и не
бодрствовал - он ждал. Он ждал долго, очень долго - полтора миллиарда лет, но
не испытывал нетерпения, как не испытывал вообще ничего, кроме огромного,
никогда не оставлявшего его желания настичь и уничтожить добычу. Он был
охотник, охотник до мозга костей, хотя ни мозга, ни тем более костей у него
тоже не было да и не могло быть.
Когда-то он ел досыта, все они ели досыта, но последние миллиарды лет
приемлемой добычи становилось все меньше, и ему приходилось все реже охотиться
и все дольше ждать. Последний период ожидания был самым долгим, и в нем
начинало уже зарождаться смутное беспокойство, не уничтожил ли он всю добычу и
не обрек ли этим себя на медленную голодную смерть.
Прошло еще несколько миллионов лет. Экономя энергию, неподвижный и
безгласный, пожиратель висел в пустом пространстве Вселенной. Внезапно едва
уловимый пульсирующий сигнал, долетевший из глубин Галактики, вызвал его из
небытия. Несуществующие глаза открылись, отсутствующий слух обострился.
Сомнений не осталось: этот сигнал был запахом добычи. Пожиратель напрягся. Он
взял след. Его безукоризненное чутье, не имевшее ничего общего с
четырьмя-пятью известными человеку чувствами, никогда не ошибалось.
Он был последним из своего народа, древнего народа шлепкунов. Некогда его
народ был таким могущественным и мудрым, что пережил угасание старой Вселенной
и рождение новой. Им было известно всё, или, вернее, почти всё в мироздании -
только одна задача так и осталась неразрешенной: как победить врага, жестокого
и неумолимого, с каждым годом все сокращавшего их численность, пока от всего
народа не остался лишь один его представитель. Тогда надобность в отдельном
имени отпала, и, забыв, как его звали при рождении, он стал называть себя по
имени своего народа - Последний Шлепкун.
Он жил в постоянном страхе. Всю свою жизнь он скрывался точно так же, как
скрывались его мать, его отец и все его предки. Бороздя Галактику из конца в
конец, он прятался где мог, но знал, что это не поможет, и в конечном счете он
обречен. Рано или поздно пожиратель возьмет его след, и тогда он не сможет
укрыться ни в одном уголке Вселенной.
Шлепкун знал, что и пожиратель остался один. Последний из пожирателей.
Остальные погибли, обессилев, потому что могли питаться только шлепкунами.
Охотник и дичь - их связывали узы, ведущие еще из прошлой Вселенной. Один
шлепкун и один пожиратель - два древних народа, два непр
