Житков Борис Степанович - Пекарня
Борис Степанович Житков
Пекарня
Как-то раз на пирушке у товарища, меня обидели, хозяин не заступился, я
хлопнул дверью и вышел не попрощавшись.
Это было как раз недели через две после того, как ушли от нас красные и
в город ввалились белые.
Дело было в слободке. Места я не знал и злыми шагами пошел наугад вдоль
забора. Но забор кончился, и скользкая, мокрая дорога пошла под гору. Я
очутился в овраге. Наверху, на той же стороне, мутными зубьями чернели
лачуги. Я стал карабкаться вверх по липкой грязи, но пьяная лень одолела - я
лег на мокрый откос и решил ждать до утра.
Я уже стал засыпать, как вдруг почувствовал, что на мою мокрую кепку
хлынула волна не то песку, не то какого-то зерна. Я насторожился. Волна
повторилась. Я схватил рукой: не зерно, не песок, а сухая земля. Я привстал
и глянул наверх: две человеческие фигуры маячили на краю оврага. Теперь я
ясно увидел, как они вывернули мешок. Сухая земля снова докатилась до меня.
Хмель соскочил с меня. Все Пинкертоны, которых я читал, вихрем закружились в
голове. Я обрадовался, что не крикнул.
Я шепотом сказал себе:
- Федя, не зевай шанс, здесь тайна. Ты один, без помощников, откроешь
ее.
Я взял горсть этой земли и сунул в карман. Шерлок Холмс, пожалуй, тоже
не прозевал бы.
Наверху фигуры исчезли. Я встал на четвереньки и кошкой пополз наверх.
Я осторожно огляделся. Передо мной был поломанный забор. Наверное, они ушли
туда. Я боялся переступить: во дворе, наверное, собака. Я воровски обошел
двор и оказался на улице. Направо я увидал пароконный фургон и трех человек
около него. Яркий свет из отворенной двери освещал всю группу. Я
прислушался: они говорили не по-русски, а на каком-то кавказском наречии.
"Теперь осторожность и храбрость: надо пройти мимо них и заметить лица".
Пьяной походкой я прошел по мосткам, я был весь в грязи, и меня легко
было принять за гуляку. Я поматывал головой. На фургоне я успел прочесть:
"Пекарня Тер-Атунянц". Я осторожно мазнул глазами по лицам - так и есть,
бородатые кавказские лица. Один высокий, кривой: левого глаза нет. В
освещенную дверь я увидел внутренность обыкновенной булочной.
"Тьфу, кажется, я зря пинкертонил! Обычное дело: всегда по ночам
разносят хлеб в булочные. Пожалуй, они не сыпали землю".
Я прошел еще десять шагов и пьяно прислонился к забору. Кавказцы
замолкли.
Боком глаза я следил за ними из темноты. Вдруг высокий повернулся и
пошел ко мне по мосткам. Он стал вплотную против меня, чиркнул спичку и
поднес к моему лицу. Признаюсь, душа сползла у меня в пятки. Я, как мог,
распустил губы и сопел носом.
- Кто такой? - сказал кавказец и опять чиркнул спичку.
Я приоткрыл глаза. Лицо его показалось мне страшным: будто дуло из
кустов, глядел из-под брови его единственный глаз. Он что-то крикнул своим,
и те двое затопали ко мне по мосткам.
- Ты здешний, слободский?
- Нет, - просопел я и помотал головой.
Но двое взяли меня за руки, а третий стал шарить по карманам. Он
нащупал землю, захватил ее в горсть, что-то крикнул своим, и меня повели в
булочную. На свету они рассматривали землю, а косой крепко держал меня за
руку. Немилым глазом смотрели они на меня.
- Городской, говоришь? - сказал кривой. - Заблудился? Подвезем.
Вот мы въехали в город, замелькали уличные фонари. Из фургона я увидал
собор. Вот Государственный банк, и часовой у фонаря. Вот свернули в
переулок, и фургон стал. Меня под руки ввели в пекарню; крепко пахнуло
свежим хлебом. Ранние покупатели толклись у прилавка. Мои провожатые ве
