Журавлева Валентина - Нахалка
Валентина ЖУРАВЛЕВА
НАХАЛКА
Впервые я увидела ее три года назад. Тогда это была тишайшая
девочка. Она робко выпрашивала автографы и смотрела на писателей
круглыми от изумления глазами.
За три года она не пропустила ни одного заседания литобъединения
фантастов. Собственно говоря, никто ее не приглашал. Но и никто и не
гнал (тут мы, безусловно, виноваты и несем полную меру ответственности).
Она сидела на краешке стула и жадно ловила каждое слово. Даже тех, кто
мямлил или нудно бубнил чепуху, она слушала с таким восторженным
вниманием, с каким, вероятно, слушали Цицерона его современники.
Постепенно мы привыкли к ней, привыкли к ее молчанию. И когда она
заговорила, это было для нас полной неожиданностью. Случилось такое при
обсуждении нового романа, водянистого и перегруженного
научно-популярными отступлениями. Автору роман очень нравился, и наши
критические замечания как-то не оказывали действия.
- Вот что, - сказал автор, благодушно улыбаясь, - давайте обратимся
к ребенку. Как говорится, устами младенцев... хм... Ну, деточка, тебе
что-нибудь понравилось в моей книге?
Деточка охотно отозвалась:
- Да, конечно.
- Отлично, отлично! - воскликнул автор и, поощрительно улыбаясь,
спросил: - А что именно?
- Стихи Антокольского. На четырнадцатой странице есть восемь
строчек - это прекрасно!
Тут только я увидела, что нет робкой девочки с круглыми от
изумления глазами. Есть нахальный чертенок в зеленых брючках и сиреневой
кожанке с оттопыренными от книг карманами. Есть ехидные глаза,
подведенные (еще не очень умело) карандашом.
С этого времени наши заседания превратились, по выражению первого
пострадавшего автора, в перекуры у бочки с порохом.
Ко мне Нахалка относилась с некоторым снисхождением. Наиболее
каверзные замечания она высказывала не при всех, а позже, провожая меня
домой. Как-то я пригласила ее к себе, с тех пор она приходила почти
каждый вечер. Мне это почти не мешало. Она копалась в книгах и когда
отыскивала что-нибудь интересное, часами молча сидела на диване.
Конечно, молчание было относительное. Она грызла ногти, одобрительно
фыркала, а если ей что-то особенно нравилось, тихо присвистывала. Так,
по ее мнению, свистели фантастические ракопауки из какого-то рассказа.
Читала она все, не только фантастику.
- Между прочим, Ромео дурак, - сказала она, откладывая томик
Шекспира. - Я вам объясню, как надо было украсть Джульетту...
Но по-настоящему она любила только фантастику. Читала даже самые
убогие рассказы и потом долго смотрела в потолок невидящим взглядом. От
этого ее невозможно было отучить: она ставила себя на место героев,
перекраивала сюжет и очень скоро теряла представление, где прочитанное и
где то, что она сама придумала.
Однажды, например, она совершенно серьезно заявила, что встретила
невидимую кошку.
- Звук есть, а кошки не видно. Я сразу подумала, что это она.
- Кто?
- Кошка, с которой делал опыт Гриффин. Кемп тогда спросил
Невидимку: "Неужели по свету и сейчас гуляет невидимая кошка?" А Гриффин
ответил: "Почему бы и нет?" Ну, как вы можете не помнить такие вещи?! У
невидимой кошки и котята должны быть невидимые. Представляете?..
Вообще Нахалка замечала в фантастике детали, на которые редко
обращают внимание. Куда, скажем, делась модель машины времени? Именно
модель, а не сама машина. В ромене Уэллса мельком говорится, что модель
отправилась путешествовать во времени. Так вот, почему после Уэллса
написали множество рассказов о машине времени и ни одного об этой
путеш
