Забирко Виталий - Сторожевой Пес Корпорации
Виталий Забирко
Сторожевой пес корпорации
Днем.
И ночью.
В пятидесятиградусную жару и в шторм, когда соленая пыль прибоя
повисает над тропой, протоптанной им в прибрежных скалах, не спеша и не
останавливаясь, шагал он вокруг острова.
Два часа - круг.
Восемь километров - круг.
А круг - десять тысяч шагов.
Его тяжелые остроносые полусапожки с самонарастающей металлической
подошвой мерно крушили попадавшиеся на пути консервные банки из стекла,
пластмассы и жести. Из стеклянных с хрустом выпрыгивали маринованные
огурцы, громко взрывались пластмассовые банки с пивом и лимонадом, а из
жестянок, ржавых и новеньких, тоненькими струйками брызгали томатный сок и
прованское масло.
Часто на его пути попадалась жестяная банка с желтой наклейкой, и тогда
где-то в подсознании неясно шевелилась мысль: "Ананасы?! Почему я до сих
пор не ел ананасов?!" Но он наступал на банку и, хлюпая раздавленными
дольками, шел дальше.
Два часа - круг.
Восемь километров - круг.
А круг - десять тысяч шагов.
Барт лежал ничком на широкой скалистой площадке, теплой и шершавой.
Всей поверхностью своей кожи он чувствовал, как улетучивается пропитавшая
его насквозь морская вода и утихает зуд в царапинках и ранках; впервые за
семь дней он по-настоящему обсыхал и от удовольствия постанывал.
Барт поднял голову.
Прямо перед ним, шагах в четырех, на самом краю гранитной площадки
стояла банка персикового сока. Самая обыкновенная литровая банка,
жестяная, с синей этикеткой. Персики и бокал с желто-рыжим густым соком
были нарисованы на этой этикетке. Барт привстал и на четвереньках подполз
к банке. Он уже протянул руку, но тут чья-то тень пронеслась над ним, и
нога, обутая в остроносые полусапожки, вышибла банку из-под рук Барта.
Банка ударилась об один уступ, второй... На третьем брызнула соком и
покатилась дальше, становясь все меньше и меньше. Барт в оцепенении
проводил ее медленным взглядом и только потом повернул голову. Над ним,
широко расставив ноги, стоял какой-то человек. Если не считать полусапожек
и тряпки вокруг бедер, совсем голый. "Абориген", - понял Барт.
- Зачем ты это сделал? - спросил Барт.
Туземец не пошевельнулся. Смуглая кожа его отливала каким-то
металлическим блеском; глаза смотрели в одну точку стеклянно и тускло, а
на его животе - едва заметный овал туго натянутой кожи - Барт заметил
очертания эволюционного ящика.
"Симбиот!" - вздрогнул Барт и непроизвольно отодвинулся в сторону. Ему
стало дурно, будто он увидел протез на голом изуродованном теле. "Форма, -
подумал Барт, - форма... Единственное, что в тебе осталось от человека. Да
еще тень..."
- Что ты здесь делаешь, на острове? - снова спросил Барт.
- Охраняю продукцию Объединенной консервной корпорации, - равнодушно
ответил симбиот и указал куда-то вниз, в котловину.
Барт тоже заглянул вниз. То, что он вначале принял за рябь в глазах,
оказалось огромной фантастической грудой консервных банок. Барт,
несомненно, пробирался по этой груде вверх, на скалы, но тогда он брел
подальше от вдребезги разбитой лодки, от океана; соленой медузой
плескались в его животе эти семь дней безумия и жажды; тогда Барт видел
только круги, расплывающиеся перед глазами... Но теперь...
На скалах и в котловине, среди камней и на камнях, и рядом, в двух
шагах от него, прямо на гранитной площадке, лежали банки, разбитые,
раздавленные, ржавые, целые, блестящие. А над всем этим сине-зеленой
метелью кружили миллиарды мух. Здесь они жирели на лучших консервах мира.
Сухим жестким я
