Заболотников Анатолий - Балкон Купидона
ЗАБОЛОТНИКОВ АНАТОЛИЙ
БАЛКОН КУПИДОНА
The little Love-god lying once asleep...
Shakespeare. Son. CLIV
ПРОЛОГ
Над тихой бухтой тяжелым, всклоченным месивом туч навис синюшно-багряный, болезненного вида закат. Солнца отсюда не было видно, отчего вполне могло почудиться, что тучи, словно тлеющие головешки большого костра, сами светятся изнутри постепенно умирающим огнем. Сейчас тучи были очень похожи и на стадо недавно еще пышных златорунных овечек, бредущих уныло по высокой, сырой траве, отчего курчавые брюшки, бока их, набухая холодной влагой, темнеют, а золотистые недавно локоны обвисают бесформенными прядями, сбиваясь в одну грязную, скользкую на вид, слизистую массу...
Со своего балкона он мог видеть солнце только на восходе - все закаты, какими бы прелестными они ни казались другим, всегда виделись и представлялись ему отсюда вот такими же безжизненными, какими-то неполноценными, беспричинными. Он не видел само заходящее солнце, оно стыдливо пряталось от него за серой стеной соседнего дома, словно боясь этих тягостных мгновений расставания, пусть и недолгого.
Если бы хоть раз в жизни он видел настоящий закат, во всей его красе, во всю ширь бескрайнего неба, этого необъятного поля битвы света и тьмы, дня и ночи, то, может быть, его память могла бы оживить и фрагменты этой дивной картины. Увы, он видел только отблески угасающего костра, только мертвое отражение живого небесного огня, отчего каждый вечер ему казалось, что природа умирает, что она мертва еще до наступления ночи, которая лишь укрывает своим черным саваном уже остывший, безжизненный труп.
Даже ночь сама, сверкающая россыпями разноцветных бриллиантов, казалась ему более живой, чем небо на закате. Тем более, в течение года небо ночами непрестанно менялось, менялись созвездия, рождались новые, забытые ли просто, звезды, что никак не соответствовало его представлениям о смерти.
Конечно, это была другая жизнь, какое-то крошечное, сконцентрированное, амебное ли существование среди моря мрака, в пустоту которого разлетелись мириады искорок от солнечного костра жизни. Ясно, что все они погаснут утром, но одна из них, самая яркая, самая последняя, обязательно запалит небо на восходе, разожжет вновь утреннее солнце.
Он это твердо знал, до сих пор не было ни одного исключения, но в часы заката в это верилось с трудом. Каждый вечер он словно бы и сам умирал навсегда.
Это стало уже его обычным состоянием, все подобные чувства он испытывал даже в те вечера, когда закатов просто не было, когда небо просто умирало без единого всполоха, отсвета угасающего солнца. Эти вечера он воспринимал спокойнее, его не раздражала красочная иллюзия, пародия жизни...
Не так давно еще ему страшно хотелось увидеть-таки настоящий, полноценный закат, рассеять некоторые свои заблуждения, тягостные впечатления, занимающие довольно большое место в его жизни. Однако, никто всерьез не воспринимал его просьб, его абсурдных для окружающих доводов. Его клочок почти в треть неба, который он демонстрировал отцу в качестве обоснования своих несвязных просьб, даже для того мало чем отличался от всего остального, да и вообще казался такой несущественной мелочью, что он или просто отмахивался, или находил всевозможные причины отказать ему.
Нет, днем-то он довольно часто бывал там, мог видеть весь небосвод, который действительно был везде одинаков, за исключением лишь различного рисунка облаков, да линии горизонта, которая в его городе была столь разнообразной по периметру, усеянной и короб
