Зайцев Борис - Голубая Звезда
Борис Зайцев
Голубая звезда
I
В комнате Христофорова, в мансарде старого деревянного дома на
Молчановке, было полусветло - теми майскими сумерками, что наполняют жилище
розовым отсветом зари, зеленоватым рефлексом распустившегося тополя и дают
прозрачную мглу, называемую весной.
Перед зеркалом, запотевшим слегка от самовара, Христофоров оправлял
галстук. Он был уже в сюртучке, довольно поношенном,- собирался выходить.
Голубоватые глаза глядели на него, порядочная шевелюра, висячие усы над
мягкой бородкой. Он поправил узел галстука, завязывать которого не умел,
улыбнулся и подумал: "Чем не жених?" Он даже ус немного подкрутил .
Затем взял ветку цветущей черемухи - она лежала на столе,- понюхал.
Глаза его сразу расширились, приняли странное, как бы отсутствующее
выражение. Он вздохнул, надел шляпу, пальто и по скрипучей лесенке спустился
вниз. Пересек большой двор - здесь на травке играли дети, у каретного кучер
запрягал пролетку,- быстрым, легким шагом зашагал к Никитскому бульвару.
В Москве сезон кончался. Христофоров шел на небольшой прощальный вечер
в пользу русских художников в Париже; его устраивала московская барыня из
тех, чьи доходы обильны, автомобили быстры, туалеты не плохи. Христофоров
мало знал ее. Лишь недавно встретил у знакомых своих, Вернадских; и тоже
получил приглашение.
Дом Колесниковой ничем особо не выделялся - двухэтажный особняк в
переулке, с лакеем в белых перчатках, с чучелом тигра на повороте лестницы:
лестница хороша тем, что рядом с перилами шла кайма живых цветов в ящиках и
кадках. Колесникова встретила его в зале, где люстры уже сияли, были
расставлены стулья и стояла эстрада для чтецов, музыкантов. Хозяйка - дама
худая, угловатая и не вполне в себе уверенная; ей хотелось, чтобы все было
"как следует", но неизвестным представлялось, удастся ли это. И, пожалуй, ее
осудит острословка Сима, миллионерша первоклассная и меценатка.
- Ах, вы сюда, пожалуйста,- сказала она Христофорову, указывая на
гостиную, за эстрадой.- Пойдемте, там и ваши знакомые есть...
Колесникова провела его в гостиную, где густо стояла мягкая мебель, без
толку висели картины, горело много света и сидели нарядные дамы, Христофоров
слегка смутился. Ему именно показалось, что никого он тут не знает, но он
ошибался: сделав общий поклон, тотчас заметил он в углу Вернадских - Машуру
и Наталью Григорьевну. Наталья Григорьевна, представительная дама, седая,
разговаривала с высокой брюнеткой в большом декольте. Машура молчала. Она
была в белом с красной розой на груди - тоненькая, с не совсем правильным,
остроугольным лицом; почти черные глаза ее блестели, казались огромными.
Увидев Христофорова, она улыбнулась. Наталья Григорьевна подняла на
него свои светлые, несколько выцветшие глаза. Он подошел к ним.
_ А я думала,- сказала она, протягивая руку,- что вы не соберетесь.
Значит, и вы пустились в свет. С вашим-то затворничеством туда же...
Она засмеялась.
- Вы знаете,- обратилась она к соседке,- Алексей Петрович одно время
проповедовал полное удаление от мира. как бы сказать, полумонашеское
состояние.
Соседка взглянула на него и холодновато ответила:
- Вот как!
Их познакомили. Она называлась Анна Дмитриевна. Христофоров сел на край
кресла и сказал:
- Одно время действительно я жил очень замкнуто. Но теперь - нет. Вы
знаете, Наталья Григорьевна, эту весну я, напротив, даже много выезжал.
Анна Дмитриевна вдруг засмеялась.
- Отчего вы так странно говорите? Точно...- Она продолжала
смеяться.- Прос
