Замятин Евгений - Икс
Евгений Замятин
Икс
В спектре этого рассказа основные линии - золотая, красная и лиловая,
так как город полон куполов, революции и сирени. Революция и сирень - в
полном цвету, откуда с известной степенью достоверности можно сделать вывод,
что год 1919-й, а месяц май.
Это майское утро начинается с того, что на углу Блинной и Розы
Люксембург появляется процессия - по-видимому, религиозная: восемь духовных
особ, хорошо известных всему городу. Но духовные особы размахивают не
кадилами, а метлами, что переносит все действия из плана религии в план
революции: это - просто нетрудовой элемент, отбывающий трудовую повинность
на пользу народа. Вместо молитв, золотея, вздымаются к небу облака пыли,
народ на тротуарах чихает, кашляет и торопится сквозь пыль. Еще только
начало десятого, служба - в десять, но сегодня почему-то все вылетели
спозаранок и гудят, как пчелы перед роеньем.
В тот день (1919, 20/V ) все граждане в возрасте от восемнадцати до
пятидесяти лет, за исключением самых нераскаянных буржуев, состояли на
службе, и всех от восемнадцати до пятидесяти явно ждало сегодня что-то
необычайное во всевозможных УЭПО, УЗКО, УОНО. Главное, что это было
"что-то", что это был икс, а природа человеческая такова, что ее влекут
именно иксы (этим прекрасно пользуются в алгебре и рассказах). В данном
случае икс произошел от раскаявшегося дьякона Индикоплева.
Дьякон Индикоплев, публично покаявшийся, что он в течение десяти лет
обманывал народ, естественно, пользовался теперь доверием и народа и власти.
Иногда случалось даже, что он ловил рыбу с товарищем Стерлиговым из УИКа так
было, например, вчера вечером. Оба глядели на поплавки, на
золото-красно-лиловую воду и беседовали о головлях, о вождях революции, о
свекольной патоке, о сбежавшем эсере Перепечко, об акулах империализма.
Здесь - совершенно некстати - дьякон заметил, конфузливо прикрывшись
ладонью:
- А у вас, товарищ Стерлигов, извиняюсь... штаники сзади... не то чтобы
это самое, а вроде как бы...
Товарищ Стерлигов только почесал шубу на лице:
- Ладно, до завтра доживут! А завтра, должно быть, служащим прозодежду
выдавать будут - из центра бумага пришла. Только это я вам по секрету...
Когда с двумя ершами дьякон возвращался домой, он по дороге, конечно,
стукнул в окно телеграфисту Алешке и сказал ему - конечно, по секрету. А
телеграфист Алешка, как вам известно, поэт, он написал уже восемь фунтов
стихов - вон там, в сундуке лежат. Как поэт, он не счел себя вправе хранить
тайну в душе: призвание поэта - открывать душу для всех. И к утру все от
восемнадцати до шестидесяти лет знали о прозодежде.
Но никто не знал, что такое прозодежда. Всем ясно было одно: прозодежда
есть нечто, ведущее свою родословную от фигового листа, т. е. нечто,
прикрывающее наготу Адамов и украшающее наготу Ев. А общая площадь наготы
тогда была значительно больше площади фиговых листьев - настолько, что,
например, телеграфист Алешка давно уже ходил на службу в кальсонах, по
средством олифы, сажи и сурика превращенных в серые, с красной полоской,
непромокаемые брюки.
Естественно поэтому, что для Алешки прозодежда воплощалась в брючный
образ, но она же для красавицы Марфы расцветала в майскую розовую шляпу, для
бывшего дьякона уплотнялась в сапоги - и так далее. Словом, прозодежда - это
явно нечто, подобное протоплазме, первичной материи, из которой выросло все:
и баобабы, и агнцы, и тигры, и шляпы, и эсеры, и сапоги, и пролетарии, и
нераскаянные буржуи, раскаявшийся дьякон Ин
