Иванов Всеволод - Блаженный Ананий
ВСЕВОЛОД ИВАНОВ.
БЛАЖЕННЫЙ АНАНИЙ.
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
Воробей опустился на яблоню. Веточка качнулась, и несколько осенних
листьев лениво скользнуло на землю. Воробей взглянул боком, напуганно - и
полетел. Перед степью, у крапивной канавы, голубели березы. Воробей, все еще
испуганно, прорезал строгий их ряд. Из канавы, вслед за ним, порхнула стайка
воробьев. Они метались - вверх, вниз. Сердце у Саши замерло, он остановился.
Ночью над садом пронесся ветер, сшиб много яблок. Уже месяц, как в степи,
от засухи, над трактом постоянно плыла пелена желтой пыли. Небо было пустынно.
Снились облака. Ночью небо походило на тучу, усеянную звездами. Земля
окостенела, и упавшие яблоки помялись. И тогда Марья Александровна, мачеха
Саши, наняла Ольку, дочь банковского сторожа. Олька хоть и славилась смиренной
своей жизнью, но крепкие и легкие глаза ее у всех вызывали беспокойство. Олька
сбирала яблоки в большую корзину. Дно корзины было устлано березовыми ветками.
В корзине привезли недавно из степных озер карасей. Марья Александровна
гордилась своим садом. "Яблоки всегда запахом рыбу пересилят", - сказала она,
и они, точно, пересилили.
Саша долго смотрел на березы. Бездействие редко тяготило его. Он не
замечал людей, жалующихся на страдания от бездействия. Но в этот нестерпимо
яркий день, когда матовые дыбы берез как бы неподвижно стремились к нему, -
ему подумалось, что хорошо б иметь утомительнейшую работу, после которой
спалось бы без конца. Грузные шаги Ольки привлекли его. Влекомая ею корзина
шипела по сухой траве. Он наклонился, выбрал яблоко, березовый лист прилип к
нему. Помнится, он удивился, что яблоко теплое, и эта теплота как бы мутит
его. Он даже хотел положить яблоко обратно. Толстые и короткие пальцы девки,
опускавшие в корзину яблоки, тоже почувствовали теплоту яблок. По стволу
яблони снизу вверх полз розоватый жучок. Девка медленно (она тоже стыдилась
яблок) отклонила свое тело от корзины. Легкий взгляд ее тупо остановился на
сашином рте. Затем веки сжали ресницы, выцветшие, чуть-чуть запыленные. Зубы
ее обнажились столь стремительно и напряженно, что Саша, перекидывавший из
одной руки в другую, уронил яблоко. И Олька, тряся дрожащими руками и, видимо,
особенно стыдясь их, кинулась к нему. Она хотела его поцеловать! Сашино лицо
улыбнулось растерянно и сонно. И тогда неодолимая плотская злость овладела ею.
Побелевшие и оттого еще более короткие пальцы ее прикрыли ему глаза (или он
сам зажмурился), он упал на траву. Девка, упираясь быстро дышущим животом ему
в колени, схватила его за подтяжки. И вот это-то движение показалось ему
чрезвычайно обидным, Сашенька взвизгнул, рванулся. Девка дышала все сильнее и
сильнее, волосы у него слиплись, и он понял, что готов для всего, на всяческие
страдания, - он заплакал крупными и обильными слезами. Он не мог остановить
своих слез, он дрожал. Но девка поняла его по-своему. Неподвижно, побагровев,
глядела она ему в лицо, и щеки ее скривились так, словно она хотела плюнуть
ему в глаза... и лишь сухие губы ее не пускали слюну. Саша потянулся было за
фуражкой, но, увидав эти губы, опустил руку и побежал.
Сад был неподвижен и сух. Трава колола ноги. У крыльца дома ему встретился
отец. Он пришел со службы, а жена сказала: "Яблоки опадают, и для сбора их
нанята Олька, надо понаблюдать - не ворует ли". Ипполит Селифантьевич получил
жалованье, и в такой превосходный день ему не хотелось думать о людях дурное.
Он сказал, что на реке клев, надо спешить на рыбалку. Сол
