Иванов Всеволод - Московские Тетради (Дневники 1942-1943)
Иванов Всеволод Вячеславович
Московские тетради
Из предисловия: Публикуемая часть дневников моего отца, писателя
Всеволода Вячеславовича Иванова, относится к военному времени 1942-1943
гг., когда он был занят прежде всего журналистской работой: писал статьи
для "Известий" и других ежедневных газет ("Красной звезды", "Гудка",
"Труда"). [...] Дважды за время, в течение которого велся дневник, Иванов
выезжал на фронт как военный корреспондент - ранней весной 1943 года под
Вязьму и летом того же года - на Курско-Орловское направление (вместе с
Пастернаком, Фединым, Серафимовичем). [...] Дневник поражает искренностью.
По нему читатель может судить о том, насколько верна часто цитируемая
тютчевская сентенция о тех, кто посетил сей мир в его минуты роковые.
С о д е р ж а н и е
Предисловие
Дневник. 1942
Дневник. 1943
Предисловие
Публикуемая часть дневников моего отца, писателя Всеволода
Вячеславовича Иванова, относится к военному времени 1942-1943 гг., когда он
был занят прежде всего журналистской работой: писал статьи для "Известий" и
других ежедневных газет ("Красной звезды", "Гудка", "Труда"). И в этой
повседневной деятельности, в то время необходимой, он поминутно сталкивался
с теми редакционными или цензурными препятствиями, которые делали
невозможной или чрезвычайно трудной публикацию тех его произведений, над
которыми он работал в те годы, как, например, сатирический роман "Сокровища
Александра Македонского" (фрагменты начала одного из его вариантов
опубликованы посмертно). Его оригинальная манера письма, бурная фантазия,
не знавшая удержу, своеобразие образов и всего восприятия мира не
укладывались в положенные рамки официальной советской литературы. Он
считался одним из ее основателей, но продолжение его собственно
художественной (а не только публицистической) деятельности было до
крайности затруднено. За ним оставалось имя, созданное произведениями 1920
годов, значительная часть которых тогда и потом не переиздавалась (как
книга рассказов "Тайное тайных", которую он по справедливости сам считал
лучшей и которая подвергалась самым неистовым и время от времени
возобновлявшимся, как в послевоенных директивных статьях Фадеева,
гонениям). Он находился в положении писателя, в основном пишущего "в стол"
- не для печати (оставались в рукописи два его романа - "У" и "Кремль",
которые он тоже причислял к числу своих лучших произведений; только много
лет спустя после его смерти моей маме Т.В.Ивановой1 ценой
сверхъестественных усилий удалось их издать, поначалу с цензурными
изменениями и купюрами). Психология писателя, обреченного на это
двойственное существование - советского "классика" и подпольного автора -
вычитывается из дневников, иногда безысходно мрачных.
Вернувшись в 1942 году из Ташкента вместе с женой, Т.В.Ивановой,
Всеволод Вячеславович не мог жить в своей квартире2; несколько месяцев они
прожили в гостинице "Москва" вместе с несколькими старыми друзьями
(ленинградская писательница Ольга Форш и украинский поэт Микола Бажан, с
которым их связывала дружба, завязавшаяся еще перед войной) и другими
писателями и людьми искусства, вечерние беседы с которыми описываются в
дневнике. В более привычной обстановке Иванов оказывается начиная с зимы
1943 года, когда он переселяется обратно в свою квартиру в доме писателей
на Лаврушинском. Вскоре в Москву съезжаются прежние друзья из братства
Серапионов - Зощенко, Федин, Слонимский, устраиваются чтения написанных ими
новых вещей, где подводятся
