Иванов Всеволод - Партизаны
Всев. Иванов.
ПАРТИЗАНЫ.
Рассказ.
Посв. Александру Оленич-Гнененко.
I.
Костлявый, худой - похожий на сушеную рыбу - подрядчик Емолин ходил по
Онгедайскому базару и каждого встречного спрашивал:
- Кубдю не видали?
- Нету.
Наконец, голубоглазый чалдон, навеселе, повидимому, затейливо улыбнулся и
указал Емолину:
- Подле церкви Кубдя... Гармошку покупат... А тебе на что?
- Надо, - отрывисто ответил Емолин.
Чалдон под-ряд четыре раза икнул и отошел.
"Деньги есь... Гармошку кикиморе... Заломатся", - подумал Емолин и пожалел
потраченные сутки на езду в Онгедай.
Емолина то-и-дело толкали.
К прилавкам совсем нельзя было подойти, Емолин хотел пробраться между
торговыми рядами, образующими улицу, но тут гнали целые табуны лошадей и
жалобно блеявших баранов. Пыль грязно-желтыми пятнами стлалась над тесовыми
лавками.
- Жарынь, - сказал Емолин, вытирая вспотевшую жилистую шею.
Горло сушила духота, уши оглушал базарный шум, на прилавках резали зрение
яркие пятна - бязей, шелковых тканей, китайских сарпинок.
- В эку духоту и неймется!.. Сшалел народ!..
Подле церкви толкотни было меньше. Здесь торговали горшками и у возов
слышался только тонкий звон посуды да перекрики торгующихся. Кубдя, в синей
дабовой рубахе и в таких же коротких, но широких штанах, в рваных опорках на
босу ногу, стоял у церковной ограды, рассматривая желтого глиняного петушка.
Высокий чалдон в сером озяме скучными глазами смотрел на покупателя.
- В день много работашь? - спрашивал Кубдя.
- Как придется.
- Полсотни, поди, так работашь?
Чалдон посмотрел на опорки покупателя и нехотя ответил:
- Быват и полсотни.
- Видал ты ево, - с уважением сказал Кубдя, кладя петушка обратно. - Ты
бы, брат, бросил петухов-то делать...
- А что - ворон прикажешь?
- Не ворон, а хоть бы туеса березовые, примером. Все выгодней.
- Сами знам, что делать.
- Эх ты, лепетун!
Кубдя увидел Емолина и, указывая на чолдона, сказал:
- Возьми вот ево, лепетуна, - петухов делат.
- Всякому свое, - строго сказал Емолин. - А мне тебя, Кубдя, по делу надо.
Кубдя взял опять петушка, повертел его в руках и купил, не то чтоб для
надобности, а показать Емолину, что он, Кубдя, в деньгах не нуждается.
- Ну, говори!
- Пойдем, по дороге скажу, - сказал Емолин.
Кубдя сунул петушка в карман и отправился за Емолиным.
- Ты каку работу исполняшь?
- Работы по нашему рукомеслу многа.
- А все-таки?
Кубдя улыбнулся под обвислые усы:
- Народ нонче бойко умират. Будто пал по траве идет.
- Ну и что ж?
- Гробы приходится...
Емолин смочил языком обсохлые губы и пренебрежительно сказал:
- Ерунда! Гробовая работа - самая поганая... Горбулин-то с тобой?
- В селе.
- И Беспалай?
- Есть и Беспалай. Соломиных тоже тут.
- Еще ребята поди есть?
- Как не найдутся. А тебе на што, лешай?
Емолин выкроил улыбку на желтом изможденном лице.
- Что, не терпится?
Кубдя крякнул:
- Люблю артельную работу, Егорыч.
- А говоришь, у те тут есь.
- Жидомор ты, никак тебе правды не скажешь... Все надо юлить. А то живьем
слопашь.
Кубдя взглянул на его кривой влево рот и подумал "сволочь". Емолин
остановился и, поблескивая желтоватыми белками глаз, сказал:
- Патаму, што у вас, окромя как в себя в никово веры нету, - понял?
Кубдя крякнул.
- Крякнула утка, когда ее съели!.. А хочу я, Кубдя, вот что сказать вам.
Подрядился я в Улейском монастыре амбары строить. Лес там иметса; инструменты,
поди, при вас?
- Как же... Помесячно, али поденно?
- Поденно. Двадцать цалковых на моих харчах.
- Дураков нету
