Ивашкевич Ярослав - Мать Иоанна От Ангелов
Ярослав Ивашкевич
Мать Иоанна от ангелов
1
Трясясь в неудобной бричке по ухабистой дороге, ксендз Сурин размышлял
о монастыре, куда направлялся по приказу отца провинциала (*1). Монастырь
урсулинок в Людыни был основан королевой Констанцией (*2) в 1611 году и с
той поры процветал, хранимый богом и людьми. Сама благочестивая королева
однажды изволила посетить монастырь, расположенный на дальней окраине Речи
Посполитой, но тяготы путешествия подорвали ее здоровье и стали причиной
продолжительного недуга. Видно, она выбрала неудачное время для поездки по
болотистому бездорожью Смоленщины. Если бы паломничество ее совершалось в
такую погоду, какая сопутствовала ксендзу Сурину, королева, наверно, лучше
перенесла бы дальнюю дорогу.
Стояли первые дни сентября. Долгие месяцы провел ксендз Сурин под
кровом полоцкой коллегии в размышлениях, постах и душевных терзаниях и
даже не заметил, как промелькнуло короткое, дождливое лето. Когда наступил
теплый и солнечный сентябрь, ксендз не заметил и этой перемены - солнце не
проникало в его келью. Но теперь, выезжая на широкие поля, которые то и
дело пролегали в густом, темном лесу, он глубоко втягивал в чахлую грудь
сентябрьский аромат: смесь запахов перегнивших листьев, вспаханной земли -
почти весенний дух - и густого влажного воздуха, долетавшего из лесов.
Пахло грибами, пахло деревьями, и над болотами носились запахи лесного
зверья - охотникам раздолье.
Редко-редко встречались по пути хижины смолокуров или бортников,
стоявшие средь леса, а деревень и вовсе не видать было, так что ксендз
Сурин удивлялся, кто тут обрабатывает поля. Возделаны же они были
тщательно, и местами на солнце блестели зеленя озимых, светлые и чистые,
словно предвестье грядущей весны. Ксендз Сурин смотрел на зеленые поля с
особым удовольствием. Летали, правда, над ними лишь гадкие вороны, унылым
карканьем отзываясь на понуканья ксендзова парубка, погонявшего усталых
лошадей, - но, несмотря на это, ксендзу виделся в зелени полей некий
символ будущей радости, доброе знаменье для предстоявшего ему дела.
Там, где пересекались дороги смоленская и полоцкая, стояла корчма.
Притомившиеся лошадки дотащились до нее вскоре после полудня, и ксендз
Сурин, сказав парубку остановиться, легко выскочил из брички. Эта поездка
и новые впечатления, которые она доставляла после монотонной монастырской
жизни, наполняли его непривычной радостью. У ксендза Сурина была
склонность, усугубленная отшельнической жизнью в монастыре, наблюдать за
сменой состояний своего духа. Он уже давно заметил, что состояния эти
меняются у него весьма резко и что после черной меланхолии, овладевавшей
им при размышлениях над грехами, очень часто наступало радостное
возбуждение, как бы в предчувствии чего-то веселого, возбуждение и
веселость, которые ксендз Сурин приписывал особым свойствам освящающей
благодати, сошествие коей он испытывал не раз, после того как с должным
благочестием отправлял службу.
В радостном этом возбуждении он вошел в корчму - просторная,
закопченная горница была почти пуста. Старая корчмарка - видимо, цыганка,
ксендз Сурин знал ее по прежним своим поездкам, - стояла, подбоченясь, в
углу, а у конца дубового стола сидел низенький, худой шляхтич из
мелкопоместных и с большим аппетитом выгребал капусту из медного котелка.
При виде этого обтрепанного шляхтича отец Сурин вздрогнул, и веселость его
исчезла, но не потому, что он испугался или же узнал знакомого. Нет, он
видел шляхтича впервые - но сразу по
