Искандер Фазиль - Утраты
Фазиль Искандер
Утраты
На следующий день после сороковин в квартире оставались:
муж умершей, его сын, его старенькая мать, родственница Зенона,
приехавшая из деревни и помогавшая по дому, и сам Зенон, брат
умершей.
Большое число людей, пришедших и приехавших на сороковины
и как бы временно самим своим огромным числом и любовью к
сестре заполнивших дом, теперь, отхлынув, еще сильнее
подчеркнули зияние невосполнимой пустоты.
Сестры нет, и никогда ее больше не будет. С такой
поразительной трезвостью Зенон до сих пор не осознавал эту
мысль. Похороны прошли в каком-то почти нереальном полусне...
Перед смертью сестры Зенон был в Москве у себя дома. После
многомесячного перерыва на него навалилась работа, и он уже
несколько дней часов по двенадцать не отрывался от машинки, как
вдруг раздался междугородный телефонный звонок.
-- Твоя сестра умерла час назад! -- резко прокричал зять и
положил трубку.
И хотя смерть сестры ожидали, Зенон не думал, что это
будет так скоро. Грубая краткость сообщения мгновенно
ввинтилась в мозг, но Зенон тогда не пытался анализировать ее
причины.
Позже, когда он приехал, родственники, слышавшие, что
сказал ему в трубку зять, и переживающие, что тот без всякой
подготовки разом выложил ему всю правду, как бы извинялись за
него перед Зеноном. И только тут он сам понял, в чем дело.
Зять Зенона голосом своим бессознательно перебросил на
него часть раздавливавшей его непомерной тяжести случившегося.
Сбросить часть этой тяжести только и можно было на Зенона,
брата умершей, зная, что только он ее и может принять всей
полнотой горя.
Но обо всем этом Зенон подумал гораздо позже. А тогда он
взял билет на самолет вечернего рейса, вернулся домой и снова
сел за работу. Работа шла, и он не понимал, почему бы не
работать. Работа шла, но сердце его впервые за всю взрослую
жизнь по-настоящему болело. Видимо, там тоже шла какая-то
работа.
И Зенон впервые в жизни работал, посасывая холодящий рот
валидол. Вкус его напоминал какие-то конфеты детства, но он не
мог и не пытался вспомнить, что это за конфеты, да и не уверен
был, что именно холодящий рот валидол напоминает детство, а не
боль в сердце.
В детстве иногда что-то резко сдавливало сердце, и, как
теперь понимал Зенон, это было следствием непомерного запаса
доверия к миру, и когда какое-нибудь событие протыкало это
доверие -- возникала боль.
Но в детстве запасы этого доверия были так велики, что
отверстие боли почти мгновенно замыкалось и нередко детские
слезы сглатывались уже улыбающимся, любящим ртом. Теперешняя
боль была другая. Это было началом общей усталости доверять,
проверять, жить...
Он продолжал работать, и товарищ, позвонивший ему, чтобы
выразить сочувствие, услышав стук машинки в телефонной трубке,
удивленно спросил у жены Зенона:
-- Он работает?
-- Да,-- сказала жена, видимо сама не зная, как это
оценить.
Потом был долгий ночной кошмар ожидания вылета в здании
аэропорта. Время вылета все время отодвигалось. Да и другие
рейсы отодвигались. Люди слонялись по залам ожидания, стояли в
очереди, проталкиваясь к справочной и к буфетным стойкам. Все
скамейки были заняты, и Зенон безостановочно ходил, почти не
замечая вокруг никого, а работа продолжала гудеть в голове.
Иногда она выплескивалась, как рыба из воды, готовой,
осмысленной фразой, иногда возвращала сознание, а точнее, слух
к какому-то уже написанному месту и через неприятно настойчивое
звучание этого места показывала, что там есть какая-то
неточность и
