Казаков Юрий Павлович - Арктур - Гончий Пёс
Юрий Павлович Казаков
(1927-1982)
АРКТУР - ГОНЧИЙ ПЁС
1
История появления его в городе осталась неизвестной. Он пришел весной
откуда-то и стал жить.
Говорили, что его бросили проезжавшие цыгане.
Странные люди - цыгане. Ранней весной они трогаются в путь. Одни едут на
поездах, другие - на пароходах или плотах, третьи плетутся по дорогам на
телегах, неприязненно посматривая на проносящиеся мимо автомашины. Люди с
южной кровью, они забираются в самые глухие северные углы. Внезапно становятся
табором под городом, несколько дней слоняются по базару, щупают вещи,
торгуются, ходят по домам, гадают, ругаются, смеются, - смуглые, красивые, с
серьгами в ушах, в ярких одеждах. Но вот уходят они из города, исчезают так же
внезапно, как и появились, и уж никогда не увидеть их здесь. Придут другие, но
этих не будет. Мир широк, а они не любят приходить в места, где уже раз
побывали.
Итак, многие были убеждены, что его бросили весной цыгане.
Другие говорили, что он приплыл на льдине в весеннее половодье. Он стоял,
черный, среди бело-голубого крошева, один неподвижный среди общего движения. А
наверху летели лебеди и кричали: "Клинк-кланк!"
Люди всегда с волнением ждут лебедей. И когда они прилетают, когда на
рассвете поднимаются с разливов со своим великим весенним кличем
"клинк-кланк", люди провожают их глазами, кровь начинает звенеть у них в
сердце, и они знают тогда, что пришла весна.
Шурша и глухо лопаясь, шел по реке лед, кричали лебеди, а он стоял на
льдине, поджав хвост, настороженный, неуверенный, внюхиваясь и вслушиваясь в
то, что делалось кругом. Когда льдина подошла к берегу, он заволновался,
неловко прыгнул, попал в воду, но быстро выбрался на берег и, отряхнувшись,
скрылся среди штабелей леса.
Так или иначе, но, появившись весной, когда дни наполнены блеском солнца,
звоном ручьев и запахом коры, он остался жить в городе.
О его прошлом можно только догадываться. Наверно, он родился где-нибудь
под крыльцом, на соломе. Мать его, чистокровная сука из породы костромских
гончих, низкая, с длинным телом, когда пришла пора, исчезла под крыльцом,
чтобы совершить свое великое дело втайне. Ее звали, она не откликалась и
ничего не ела, вся сосредоточенная в себе, чувствуя, что вот-вот должно
совершиться то, что важнее всего на свете, важнее даже охоты и людей...
Он родился, как и все щенки, слепым, был тотчас облизан матерью и положен
поближе к теплому животу, еще напряженному в родовых схватках. И пока он
лежал, привыкая дышать, у него все прибавлялись братья и сестры. Они
шевелились, кряхтели и пробовали скулить - такие же, как и он, дымчатые щенки
с голыми животами и короткими дрожащими хвостиками. Скоро все кончилось, все
нашли по соску и затихли; раздавалось только сопенье, чмоканье и тяжелое
дыхание матери. Так началась их жизнь.
В свое время у всех щенят прорезались глаза, и они узнали с восторгом, что
есть мир, еще более великий, чем тот, в котором они жили до сих пор. У него
тоже открылись глаза, но ему никогда не суждено было увидеть свет. Он был
слеп, бельма толстой серой пленкой закрывали его зрачки. Для него, слепого,
настала горькая и трудная жизнь. Она была бы даже ужасной, если бы он мог
осознать свою слепоту. Но он не знал того, что слеп, ему не дано было знать.
Он принимал жизнь такой, какой она досталась ему.
Как-то случилось, что его не утопили и не убили, что было бы, конечно,
милосердием по отношению к беспомощному, ненужному людям щенку. Он остался
жить и претерпел великие мыт
