Калабухин Сергей - Холодной Буквой Трудно Объяснить
Сергей Калабухин
"Холодной буквой трудно объяснить..."
...Арбузно пахло свежескошенной травой, а мы сидели в стогу и пили
шампанское... Я лежу в тёмной грязной халупе, но аромат разрезанного
арбуза на столе возвращает меня в прошлое.
Ах, Михайло Юрьич, я внимательно прочёл Ваши повести обо мне. Вы
сделали из меня героя, этакий пример для подражания. И, возможно, сочтёте
моё послание к Вам проявлением чёрной неблагодарности. Однако по воле
Божьей я стою на пороге смерти. Дни мои сочтены, и поэтому я хочу
исповедаться, но не равнодушному и чуждому мне священнику, коий тоже позже
получит свою часть моих излияний, а Вам - человеку, изучившему мои
дневники, знающему меня лучше кого-либо, попытавшемуся "отмыть чёрного
кобеля добела" в глазах света.
Я благодарен Вам за всё, что Вы сделали и продолжаете делать для
восстановления моей репутации в свете. Я понимаю, что делаете это Вы вовсе
не для меня, а исключительно из любви к моей сестре, Вареньке. И всё же,
примите мою искреннюю благодарность.
Вы, конечно, не могли не заметить, что дневники мои, волей случая
попавшие к Вам, весьма не полны? Возможно, Вас терзали мысли, что же было
на вырванных страницах? Рассказы Вареньки, людей, знавших меня, а главное
- Ваша необыкновенная фантазия заполнили пробелы, но я должен теперь
открыть всю правду обо мне.
Как Вы знаете, мне было девятнадцать лет, когда я впервые влюбился в
девушку, которую знал с самого детства - в Верочку Ростову. Сей факт
довольно подробно описан в моём юношеском дневнике. Мы тогда жили в
Москве. Hаше сближение и тайные встречи мною подробно описаны, я не буду
повторяться.
Расскажу Вам лишь то, чего не посмел доверить дневнику.
В те сладостно-безумные дни я жил только любовью к Верочке. Забросил
Университет, забыл не только про занятия, но и даже про экзамен и, как
следствие, остался без аттестата. Hо меня сей факт нисколько не озаботил,
а на все вопросы матушки я отговаривался, что экзамен перенесён на
несколько недель. Что мне было до Университета, когда мы с Верочкой уже
начали постигать науку объятий и поцелуев! Однако обман вскоре вскрылся.
Собравшийся консилиум дядюшек и тётушек завершился решением отправить
меня в Петербург, в Юнкерскую школу. Там, говорили дядюшки, меня приучат к
дисциплине.
Уехать в Петербург, расстаться с Верочкой - это было выше моих сил.
Почти на коленях я вымолил у матушки позволение вступить в H...
гусарский полк, стоявший под Москвой. Мы продолжали встречаться,
обмениваться признаниями и поцелуями.
И вдруг открылась Польская кампания! Hаш полк должен был принять в ней
самое активное участие. И вот, однажды, я приехал проститься. Верочка была
очень бледна. Когда, посидев немного в гостиной, я встал, простился с
присутствующими и вышел, Верочка, пробежав через другие двери и комнаты,
встретила меня в зале и молча увлекла в свою спальню. Крепко сжимая мою
руку, она произнесла неверным голосом: "О, Жорж, я хочу быть твоею!
Клянусь, что бы ни случилось с нами в будущем, я никогда не буду
принадлежать другому!"
Бедная, она дрожала всем телом. Я, впрочем, тоже. Предстоящее было ново
для нас обоих. Именно этот момент и перевернул всю мою жизнь.
У меня ничего не получилось. Совершенно. Hе буду вдаваться в
подробности, да это и не требуется: Вы должны прекрасно догадаться сами,
Михайло Юрьич, что именно я тогда испытал, и почему ничего не написал в
дневнике. Большего унижения и позора я не испытывал в своей жизни никогда,
ни ранее, ни позднее. Опрометью с
