Казанцев Александр - Шахматы На Дне Колодца
Александр Казанцев
ШАХМАТЫ НА ДНЕ КОЛОДЦА
(Повесть написана совместно с Мариавом Сияниным.)
"Любовь это и есть одно из самих
удивительных чудес Света!"
Глава первая
РАСКОПКИ
Археолог Детрие стоял на берегу Нила и кого-то ждал, любуясь панорамой
раскопок. Кожа его от загара так потемнела, что не будь на нем светлого
клетчатого костюма и.пробкового шлема, его не признали бы европейцем.
Впрочем, черные холеные усы делали его похожим на Ги де Мопассана.
Непринужденность гасконца и знание местных диалектов позволяли ему быстро
сходиться здесь с людьми. Особенно помогало знание арабского языка и
наречия, на котором говорили феллахи.
Трудно ладить было лишь с турками. Кичливый паша в неизменной феске, от
которого зависело разрешение на раскопки в Гелиополисе, неимоверно тянул,
потчуя Детрие черным кофе, сносно болтая по-французски и выпытывая у него
о парижских нравах на плас Пигаль. Он не преминул похвастаться, что знает
наизусть весь Коран, хотя и не понимает ни одного арабского слова, что,
впрочем, не мешает ему править арабами. В душе он, конечно, презирал
неверных гяуров за их постыдный интерес к развалившимся капищам старой
ложной веры, но и обещал европейцу, обещал, обещал... Однако разрешение на
раскопки было получено лишь после того, как немалая часть банковской
ссуды, выхлопотанной парижским другом археолога графом де Лейе, перешла от
Детрие к толстому паше. Таковы уж были нравы сановников Оттоманской
империи, по владениях которой скрещивались интересы надменных англичан и
алчных немецких коммерсантов, требовавших под пирамидами пива и
привилегий, обещанных в Константинополе султаном.
Детрпе мало интересовался этим соперничеством. Как чистый ученый, он
больше разбирался в борьбе фараонов и жрецов бога Ра, древнейший храм
которого ему удалось раскопать.
В 1912 году отмечалось это выдающееся достижение археологии. Храм был
огромен. Казалось, кто-то намеренно насыпал здесь холм, чтобы сохранить
четырехугольные колонны и сложенные из камней стены с бесценными надписями
на них. Но сохранили их не разум, а забвение и ветры пустыни.
Археолога Детрие заинтересовали некоторые надписи, оказавшиеся
математическими загадками. Жрецы Pa - и математика!
Это открывало много.
Об одной пз таких надписей, выбитой иероглифами на гранитной плите в
большом зале, и написал Детрие в Париж своему другу, математику,
пообещавшему в ответ самому приехать на место раскопок.
Его и ждал сейчас Детрие. Но меньше всего думал он увидеть всадника в
белом бурнусе, подскакавшего на арабском скакуне в сопровождении туземного
проводника в таком же одеяпии.
Впрочем, но его ли друга можно было встретить в Булонском лесу во время
верховых прогулок в весьма экстравагантном виде?
То он был в цилиндре, то в турецкой феске, то в индийском тюрбане. Ведь
он прослыл тем самым чудаковатым графом, который сменил блеск парижских
салонов на мир математических формул.
Кстати, в этом он был не так уж одинок, достаточно вспомнить юного
герцога де Бройля, впоследствии ставшего виднейшим физиком (волны де
Бройля!).
Детрпе и граф де Лейе подружились в Сорбонне. Разные специальности.
выбранные ими, разъединяли, но не отдаляли их друг от друга. Они всегда
вместе гуляли по бульвару Сен-Мишель и встречались на студенческих
пирушках, пили вино, пели песни и веселились с девушками.
Но главное, что связывало их, была "масонская ложа шахматистов", как в
шутку говорили они. Оба были страстными шахматистами. Играли они примерно
в равную силу, п
