Каледин Сергей - Ку-Ку
Сергей Каледин
Ку-ку
1
Вита сдала дежурство, сходила на конференцию и села описывать Софью
Аркадьевну, умершую этой ночью. Софья Аркадьевна умирала уже два раза и
вчера даже шутила: "Мне это не впервой". Тогда оба раза Вита чудом
вытаскивала ее из клинической смерти. Софья Аркадьевна перед выпиской
благодарила ее и просила извинения за хлопоты. Вита приняла это за обычное
старческое кокетство, но Софья Аркадьевна объяснила: "Вы, Виточка, не
подумайте, что я спятила. Просто я давно уже заметила, что в определенном
возрасте все начинает повторяться. Вот вы меня лечите, честь вам и хвала. Но
если бы мне сказали, что я завтра перееду в мир иной, ей-Богу, я спала бы
последнюю ночь ничуть не хуже предыдущей".
И действительно спала накануне спокойно.
В истории болезни Вита нашла телефон сына Софьи Аркадьевны.
Ростислав Михайлович помолчал и попросил Виту встретиться с ним - очень
нужно. "В любое время, - сказала Вита, - подъезжайте в больницу, поговорим".
"Хотелось бы вне". "Тогда в конце месяца, предположим, тридцатого".
"Хорошо".
Положив трубку, она высчитала, что тридцатое - опять после дежурства.
Нужно бы позвонить отказаться, но она так вымоталась за сегодняшнее
дежурство, что одна мысль о каком-то не очень обязательном разговоре
приводила в ужас. Она повторила, чтоб не забыть: тридцатое, семь часов,
памятник Пушкину... Памятник Пушкину!.. И чего это он?
Тридцатого в половине седьмого Вита вышла из метро "Маяковская".
"Все прекрасно, - привычно настраивала она себя, чтоб окончательно не
расклеиться от усталости. - Если б не ныл живот, было бы еще лучше, но..."
На троллейбусной остановке стояла очередь. "Ну уж нет", - злорадно
подумала Вита и стала высматривать зеленый огонек такси.
Господи, хоть бы он не пришел. И чего ему приспичило? Она бы подождала
минут пятнадцать для приличия и домой. Вита подняла руку. Такси
остановилось, но забрызгало сапоги. Все не слава Богу! И никакого куражу. А
ведь еще общаться надо с этим, как его... Ростиславом Михайловичем, черт бы
его побрал! Ноги отваливаются, и морда от недосыпа наверняка как у бульдога.
И чего потащилась? Сказала бы - в больницу - и все. Впрочем, уже вечер, а к
вечеру лицо у нее расправляется... Хм, подумать только, раньше времени
прибыла, это надо! Совсем на нее непохоже - почему и не любит встреч под
часами.
И Лида переняла эту привычку - опаздывать. Не лучшее, что можно от нее
унаследовать. Сказала как-то дочери, что опаздывает не из кокетства и
женственности, а потому что носится, как загнанная кобыла, чтоб ей же, Лиде,
помогать. Правда, про "помогать" сказала про себя, не вслух.
Она стояла возле памятника, у самых цепей. Ноги отекли - ужас, хорошо
еще в сапогах не видно. Было жарко, Вита расстегнула плащ, но вспомнила, что
утром впопыхах схватила поясок от другого платья, и стала развязывать
вязаный зеленый пояс. Впрочем, зачем? Вита вздохнула.
- Что сокрушаетесь, Виталия Леонидовна? - спросил ее мужской гундосый
голос.
Она сдернула очки, повернулась. Он. Куртка, значок в форме парашютика;
на значке цифра "200".
- Здравствуйте, - сказала Вита. - А что значит двести?
- Здравствуйте, - ответил Ростислав Михайлович. - Двести, - значит,
двести прыжков.
- Вы что же, двести раз прыгнули и ни разу не разбились?
- Двести шестьдесят семь. По документам: двести девять.
Куртка у Ростислава Михайловича была военная, как у летчиков, сильно
потертая. Роста он был среднего. И нос перебит.
- Почему такая спешка, Ростислав Михалыч? Что-нибудь
