Калиновская Дина - О, Суббота !
Дина Калиновская
О, СУББОТА!
Ты, моя дорогая, переживешь меня и будешь вспоминать. А как же иначе!
Из письма
O стариках? Что можно написать о стариках? Они же почти ничего не
чувствуют...
Из разговора
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Письмо
Письмо сверкало через круглые дырочки почтового ящика - почту приносили
аккуратно в семь.
"Три часа оно тут лежит, а я не знаю!" Мария Исааковна глубоко в рукав
спрятала заграничный конверт и часто зашаркала войлочными тапочками. Завизжало
на ходу старое ведро. Она не сразу распечатала голубой пакетик, а сначала
отнесла пустое ведро на кухню, тщательно ополоснула его и опрокинула для
просушки на карниз за окном, потом завернула потуже вполне завернутый медный
кран, убрала с плиты чугунную сковородку, подумала, не вымыть ли ее, но
устыдилась своей трусости, отчаянно вздохнула и отправилась по коридору к
себе, заперлась на ключ, нашла очки.
Нью-Iоркъ, Апреля 30, 1962 г.
"Дорогая моя Марусинька! Какая удача, что ты нашла меня!"--прочитала она и
заплакала и читать больше не могла, а только плакала.
"Значить, не забыла влюбленнаго бродягу Гришку?-прочла она, наплакавшись.-
Спасибо тебe, спасибо! Какъ только я получилъ извeщенiе и пришелъ въ сознанiе
отъ безумной радости, я поручилъ моему агенту купить мнъ туристсkiй билeтъ въ
Pocciю, сколько бы тотъ ни стоилъ. Я поеду пароходомъ въ Амстердамъ, далее
самолётомъ въ Москву и Одессу. Черезъ одинъ месяцъ ты получишь изъ Москвы
телеграмму и встръчай, милая Марусинька! Скажи моимъ братьямъ и всемъ, кто
меня помнитъ, что я еду. Сулька меня не забылъ?
Преданный тебе Гарри Стайнъ".
- Чудо! - воскликнула Мария Исааковна, потрясенная не меньше, чем человек,
копавший грядку под маргаритки и раскопавший клад сияющий.
Письмо было от двоюродного брата Герша, как назвали его при рождении,
Гриши, как представлялся он потом, Гарри, как он теперь пишется, о котором не
было известий пятьдесят с лишним лет.
"Никому ничего не скажу... Мое!"-твердо думала Мария Исааковна,
перечитывая и перечитывая Гришине письмо, однако, как только увидела в окне
шагающего к ней через улицу брата Саула, кинулась в коридор и открыла ему
раньше, чем он позвонил.
Суббота, суббота! За плечами целая неделя жизни-бездельное, как
младенчество, воскресенье, сытое и сонливое, резвый розовый понедельник,
буйный вторник; озабоченная, с первыми морщинками среда; озадаченный,
подбивающий итоги четверг и пятница, перекинувшая мечтательный мостик в
неторопливое утро субботы.
Суббота, суббота! Она кажется нескончаемой - так медленны густые капли
времени, так незаметно глазу, неощутимо зреют они, наливаются полновесностью
и, ничем не подталкиваемые, кроме собственной спелости, тихо отчуждаются и без
стона, без всплеска падают из прозрачного сосуда дня в разверстое горло сосуда
ночи, темного и золотого.
Суббота, суббота! Долгая паутина сумерек!.. Зеленые ковры
Просидев на чугунной тумбе у ворот минут пять, может быть, десять,
поздоровавшись с двумя или тремя соседями, Саул Исаакович пересек улицу, чтобы
позвонить на втором этаже серого дома четыре раза, как было заведено прежде
только по воскресеньям, а с прошлой осени каждый день и в любую погоду. Но
звонить не было нужно - сестра Маня ждала в коридоре перед открытой дверью и
тут же шепнула:
- Какие новости!
- Э!..-недовольно буркнул Саул Исаакович, что могло означать только одно:
"Оставь! Не нужны мне никакие новости!" И, не вытаскивая рук из карманов, он
боком протиснулся в комнату.
Сказать, что Саул Исаакович приходил п
