Библиотека в кармане -русские авторы

         

Канчуков Юрий - Письма Об У-Вэе


Юрий Канчуков
П И С Ь М А О Б У - В Э Е - 1
(Игры с Пустотой)
Hе опустошай сознание
и не представляй Пустоту
как отсутствие чего бы то ни было...
(Ибо сказано в Пред-писании:
"Пусто место святым не бывает"...)
(Из "Заповедей Мастера У")
Итак, милостивые судари и сударыни, а начнем-ка мы внезапно и сразу...
Термин "у-вэй" (ему в китайском языке соответствуют два иероглифа: "у"=
"не" и "вэй" = "делать, творить, совершать...") является одним из ключевых
понятий в тексте книги, именуемой "Лао-цзы" или "Даодэцзин" (далее - ДДЦ),
и традиционно переводится на русский язык как "недеяние". Все, как
говорится, просто, понятно и чего тут... Делай себе все, "не-деяя", и ты
достиг. И весь у-взй. Hо!
И вот тут придется начать "от печки": от разговора о тексте ДДЦ в целом
и его переводе. Итак, во-первых: ДДЦ, как и большинство сакральных книг
всех времен и народов, написан (или - записан) поэтом, поскольку
представляет собой чередование ритмической прозы и просто стихов Таким
образом, он, строго говоря, не допускает перевода на другой язык "макаром"
иным, кроме поэтического, поскольку иначе утрачивается волшебство
образности (не сами образы - их-то как раз перевести можно, а волшебство
созвучий, перекличек внутренних и концевых рифм, аллитераций, интонирований
и прочих поэтических штук, подтверждающих HЕСЛУЧАЙHОСТЬ того или иного
слова (а то и буквы, звука!) именно в этом месте текста, именно здесь,
именно после этих вот слов и звуков (потому, кстати, и "из Песни слова не
выкинешь")...
Во-вторых: все известные на сегодня списки (т.е. оригинальные записи)
ДДЦ, как, опять же, и практически всех столь же древних текстов (а речь
идет, напомню, о периоде не позднее III-II вв. до н.э.) представляют собой
так называемый "монолит", т.е. колонки (или строки) иероглифов (или
пиктограмм) без каких-либо внешних признаков членения или разбивки текста
не только на фразы, предложения или абзацы, но даже просто на главы
(строфы) или хотя бы разделы. Все это - гораздо более позднего
происхождения. Добавим к этому отсутствие в древнекитайском не только
каких-либо, исключая цифровые, признаков множественного числа, но и деления
по родам, да еще неопределенность сплошь и рядом встречающегося
местоименно-уточняющего иероглифа "ци", способного значить и "его"/"их" и
"свой"/"мой", да плюс к тому еще неизбежная инверсия (т.е. нарушение
обычного порядка слов), характерная для всех поэтических текстов, да еще
упомянем напоследок, что иероглиф как таковой - не слово, а, скорее,
графический образ некоего, в большинстве случаев - многосмыслового (при
том, что смыслы его могут быть взаимоисключающими) поля, зачастую не
имеющий никаких, кроме топологических (по местоположению в предложении)
признаков существительного, прилагательного или глагола, но допускающий, в
принципе, и то, и другое, и третье...
И, наконец, в-третьих: вновь, как многие из древних священных текстов,
ДДЦ являет нынешнему читателю сложный сплав религиозного (хотя и не вполне
в европейском смысле этого слова), научного (полито-, социо-, психо- и т.д.
-логического) и афористико-поэтического (это когда текст очень просто
"распускается" на цитаты, проигрывая в целостности, но выигрывая в
популярности) подходов к изложению Законов, Hорм, Онтологии и Структуры
Мироздания.
Таким образом, первым впечатлением, возникающим даже у подготовленного
переводчика при серьезном ознакомлении с оригиналом ДДЦ оказывается: "Здесь
не хватает слов!", а впечатлением последним - "





Содержание раздела