Каралис Дмитрий - Раки
Дмитрий Каралис
РАКИ
(из цикла "Близнецы)
Рыбалка была страстью и гордостью дяди Жоры, его большой, но
неразделенной любовью. По рассказам дядьки, близнеца моего отца, в процессе
лова ему всегда сопутствовала удача, -- он тягал налимов и хариусов, греб
садками лещей, поднятых со дна специальной электроудочкой, гарпунил острогой
гигантского лосося, шедшего на нерест в узких прибалтийских речках и
которого невозможно было втянуть в лодку, не вырвав кусок мяса, а потому,
вонзив кованый наконечник в спину, рыбу отпускали, чтобы поутру найти ее
обессиленной в камышах -- по красной тряпке, привязанной к рукоятке остроги.
На северных морях, куда дядька ездил испытывать секретные изделия своего КБ,
он бочками налавливал пикшу и зубатку. В звенящих ручьях Кольского
полуострова брал крупную форель до ста штук зараз. Но как только дело
доходило до доставки улова в дом, удача отворачивалась от дяди Жоры, и он
приезжал пустой, без единого рыбьего хвоста.
Хитрые выдры, караулившие дядю Жору, перекусывали крепкую веревку, и на
дно уходил привязанный к дереву садок с дневным уловом. Или переворачивалась
лодка, и гигантский балтийский лосось, таивший в своем чреве ведро красной
икры, неожиданно оживал и, залепив дядьке на прощание хвостом по физиономии,
уплывал залечивать рану в глубину речного омута -- дядька давал трогать
вспухшую от удара челюсть и демонстрировал тете Зине пустую пачку анальгина,
которую ему пришлось съесть, пока он на своей "Волге" с фигуркой оленя на
капоте добирался до Ленинграда. Слежавшаяся в кармане пачка имела вид
бесспорного вещественного доказательства, и тетя Зина нежно охала: "Ой,
бедный наш Волчок! Волчку было больно. Сейчас я ему компресс поставлю..."
Два бочонка засоленной зубатки, приготовленные к отправке поездом
Мурманск-Ленинград, бесследно исчезали с балкона общежития судостроительного
завода. Тощий и злой медведь на глазах у дяди Жоры жадно расправлялся с его
уловом миноги, толстея на глазах и не реагируя на предупредительную стрельбу
из ракетницы, которую дядя Жора производил с дерева на противоположном
берегу речки.
Сентябрь стоял теплый, ясный, грибной, и отец, решив, наконец, отведать
сграндиозных уловов брата, сказал, что неплохо бы нам втроем отправиться на
рыбалку -- столь заманчиво дядя описывал новое рыбное место, открытое им
совместно с доктором наук Н. совсем неподалеку от нашей дачи в Зеленогорске.
Я только что вернулся из колхоза с картошки, и до занятий в институте
оставалось несколько дней. Мы сидели на улице за столиком, и одинаковые
ковбойки, подаренные братьям-близнецам, усиливали их не размывающееся с
годами сходство. Ковбойки подарила бабушка, -- ей хотелось, чтобы сыновья,
как и прежде, продолжали жить дружно. "Ты, главное, наведи нас на место, --
сказал отец, -- а сохранность улова я гарантирую". -- "Ха! -- подмигнул мне
дядя Жора. -- И наводить нечего. Готовь тару! Завтра едем!"
...Дядя Жора, чтоб все видели, кто тут главный, сидел на корме лодки,
катал желваки, сплевывал в воду и поглядывал в бинокль. Мы с батей гребли.
Мы плыли по мелкой извилистой речушке, чтобы попасть в озеро, где
огромные щуки закусывают раками и не могут уесть их даже в три приема --
такие мощные раки водились в том озере. Мы собирались брать и раков и щук.
Для раков были заготовлены круглые сетчатые рачевни и вонючие мосталыги,
которые дядя Жорадостал по блату -- всего за бутылку водки в мясном
подвальчике напротив вокзала.Мосталыги дядя Жора сунул в мой рюкзак, в
де
