Каралис Дмитрий - Роман С Героиней
Дмитрий Каралис
Роман с героиней
Повесть
Глава 1
Медведев узнавал соотечественников по выражению глаз.
Есть несколько анекдотов, сочиненных самими же русскими, по каким
признакам вылавливают наших разведчиков в западных туалетах, ресторанах и
публичных домах. Анекдоты смешны, правдивы, как большинство анекдотов,
сочиненных о самих себе, приводятся в учебных курсах разведшкол многих
государств, но не имеют к этой истории никакого отношения.
К ней имеют отношение следующие обстоятельства.
То, что Медведев оказался единственным, как он думал, русским человеком
на греческом острове Родос в декабре 199... года.
То, что Медведев писал роман, и тот шел тяжело, со скрипом. Так всегда
бывает, когда тащишь повозку сюжета к вершине выбранного перевала,
подсаживая в нее новых и новых героев, до тех пор, пока она не достигнет
верхней точки и не помчится под гору сама, теряя ездоков и набирая скорость.
Медведев тянул свою повозку без песни, но и без ропота, догадываясь,
что за две недели уединения он едва ли успеет втянуть в гору два десятка
героев-родственников -- он писал роман о своих предках.
Материалов к роману он прихватил с избытком, отчего исцарапанный, но
крепкий пластиковый "самсонайт" можно было оставлять в аэропортах
безнадзорным -- позарившийся на него лихой человек не пробежал бы с
чемоданом и пяти шагов: всем известно, как тяжелы книги и документы.
Романный материал, доставленный из России на греческий остров Родос
эстафетой трех самолетов, а затем вознесенный ночным таксистом к вершине
скалистого холма, где приютилось ласточкино гнездо писательского центра,
этот материал, очевидно, решил, что достиг предназначенной ему высоты, и
безмятежно отяжелел в ожидании легкого спуска.
В номере Медведева на втором этаже бледновато отсвечивала бумага. На
изящной каштановой тумбочке уныло светилась кипа исписанных страниц; в
барском малиновом кресле белели папки с архивными выписками; а на широкой
кровати дрейфовали раскрытые исторические книги и справочники, куда каждое
утро их приходилось выкладывать -- стол был ни к черту: легкомысленный
предмет, напоминавший дамское трюмо -- с гнутыми ножками, ящиком, высокой
перекладиной внизу, о которую Медведев долго ушибал ноги, и тесной
столешницей -- лампа, пепельница, бумага, а локти висят.
Медведев подступался к материалу с уговорами, призывая его
встряхнуться, собраться, напружиниться -- нам, дескать, еще предстоит ползти
и карабкаться вверх, но этот стервец лениво дрых в теплом сухом воздухе и не
думал отзываться на понукания. Стоило ли лететь с пудом бумаги кружным
зимним маршрутом над тремя морями и десятком европейских государств, чтобы
бродить вокруг него кругами на курортном островке? В Питере по ночам хоть
иногда, но писалось.
Родовое древо на листе миллиметровки (по нему Медведев собирался
спускаться в глубь веков и вести за собою читателя) он укрепил рядом с
просторным окном, и всякий раз, имея нужду обратиться к схеме, жадно хватал
глазами сказочный для северного человека пейзаж в добротной пластиковой
раме: зеленая пальма на ветру, голубое море, известковые горы близкого
турецкого берега и рыбачий катерок, застывший в фотографическом мгновении
взгляда.
Три прозрачные авторучки оставались полными, и лишь в четвертой,
начатой еще в Петербурге, короткий фиолетовый столбик напоминал термометр в
морозный день.
И третье, что имеет отношение к описываемым событиям, -- его ежедневные
визиты в ресторанчик "Чайна-хаус", где на террасе под легким
