Касаткин Ив - Тюли-Люли
Ив. Касаткин
ТЮЛИ-ЛЮЛИ
I.
Пришла бабка Марья из Дрыкина.
Ни колобков, ни пряника в этот раз не принесла. Села на лавку, сгор-
билась на свой костылек с резной петушьей головкой на сгибе и вдруг зах-
липала, будто со-смеху начала пырскать, так что голова у ней затряслась,
и костылек в руках тоже затрясся.
Раз нет пряника, Силашка чуфыркнул носом и, поддерживая штаны, юркнул
на полати. Лег там плашмя на теплую шерсть тулупа и давай молотить себя
пятками в зад.
Глядит, что дальше будет с бабкой. Но не забывает и пальцами на губах
подыгривать, а в промежутки поддает кулаком по надутой щеке, - и выходи-
ло как у Гараськи Пыжика: хоть пляши...
Мигаючи, воззрилась на бабку мать и вскочила с лавки. Прялка из-под
нее взглянула копылом вверх и мягко ткнулась кудельной бородой в пол,
лукошко с веретеньями и пряжей рассыпалось, дремавшая кошка с перепугу
стрельнула на печь...
Тою же минутой прибежал из хлева отец. Упарился он там, шапка на за-
тылке, мокрые волосы ко лбу прилипли, а полы для аккурату за поясом. Так
и вошел с вилами в руках: навоз кидал. А навоз-то еще от Чубарки, кото-
рый пал.
Отец и мать оба разом приступили к бабке.
- Што ты?.. мамонька, чево ты?.. о чем? - пытают ее.
Скрепилась бабка. Раскачиваясь взад-вперед, заклохтала о чем-то час-
тобаем, но съехала нараспев - и застонала, захрипела, трясясь... Мать,
шатнувшись, плеснула руками и залилась горючими. Отец повел глазами по
потолку и тихо-тихо головой закачал, снимая шапку... Он уперся на вилы,
свесил над столом голову и с горестным удивлением боком глядит на рас-
писную солоницу, на которой желтая пичуга клюет синие винограды.
А дверь в избу хлоп да хлоп.
Входят люди, мягким катом пуская по полу морозный пар. Внизу уже тол-
пится Никанорко, который с придурью, сосед Тереха, кузнец Прокл, бабы,
ребята...
Гараська Пыжик уже кряхтит там, борется, кого-то подмял под себя.
Моську?.. нет, не Моську. Сеньку Зуйка?.. да нет, пожалуй, Моську... С
полатей не разглядишь, а слезать не хочется, - в избу напустили холоди-
щу.
Пока бабка там стонала да поклохтывала, а люди вздыхали да ахали, Га-
раська Пыжик тихим манером подобрался на полати и ледяными рукавицами
сгреб Силашку за голые ноги. Тут они попыхтели немного, а потом, встав
друг против друга на карачки, сделались собаками. Глаза выкатили, ощери-
лись, зарычали, залаяли и с страшной яростью сцепились грызться... Отец
сердито застучал в пол вилами. Силашка прижухнул, отдыхиваясь, а Га-
раська - катышом на пол.
Лег опять Силашка плашмя на тулуп и немножко поиграл на губах, подда-
вая кулаком в щеку, потом закрыл ладонями глаза и быстро-быстро зарабо-
тал в зад пятками, - это он ныром, без ручек, переплывал речку Крутицу.
Вынырнул, отфыркнулся и глядит: народу уж полна изба! Цакают языками,
головами покачивают, слушая хлипающую бабку. Та уж и костылек с петушьей
головкой уронила на пол. Уперлась крючьями рук о лавку и рассказывает
всем про деда Никиту и про мельницу.
Силашка тоже стал слушать, выдирая пучечками шерсть из тулупа.
Оказалось, деда Никиту смололо вчистую на той самой мельнице, где он
жил и делал муку. По бабкину выходит, что - до-смерти, а тятька сомнева-
ется, говорит: надо съездить, поглядеть надо. Он уж такой: всегда ладит
поперек сказать. Никиту он тятенькой называет, а Никита настоящий дед.
Даже пахло от него всегда дедом.
---------------
Этот Никита подпоясывался ниже пупа, а у пояса медный гребешок носил.
Борода у него до глаз, завитушчатая. Когда, бывало,
