Кедров Константин - Возвращение Ирины Одоевцевой
К. КЕДРОВ
Возвращение Ирины Одоевцевой
Сейчас пришло время осознать, что пребывание писателя за границей не
делает создаваемую им литературу "эмигрантской". Тургенев долго жил в
Буживале, Гоголь в Риме, Достоевский в Берлине. В Париже жили Бунин, Ирина
Одоевцева и Георгий Иванов; литература, которую они создавали, была и остается
русской. Нет в ней ничего эмигрантского, противостоящего исторической судьбе
родины, и это особенно ясно чувствуется при чтении мемуаров Ирины Одоевцевой.
В них есть весьма знаменательные слова:
"Нет, я чувствую, я знаю: такой счастливой, как здесь, на берегах Невы, я
уже никогда и нигде не буду".
Как хорошо, что Ирина Одоевцева отчасти ошиблась. Когда-то мы читали и
перечитывали мемуары "На берегах Невы", ничего не зная о судьбе автора. Имя
Ирины Владимировны было где-то там в отдаленной дымке рядом с Гумилевым,
Сологубом, Георгием Ивановым, Андреем Белым. Потом узнали, что Одоевцева - наш
современник, а затем стали радостными свидетелями ее возвращения на Родину.
Кстати, слово "эмиграция" Ирина Одоевцева очень не любит: "Мы никогда не
чувствовали себя эмигрантами. Мы были и останемся русскими писателями". За
этим "мы" очень крупные имена. Среди них - Георгий Иванов, муж Ирины
Одоевцевой. Его поэзия ныне возвращается к нам, нисколько не утратив своей
первозданной свежести за долгие годы разлуки с русским читателем.
Бывает так, что у писателя, принадлежащего к определенному литературному
кругу, есть еще одна высокая миссия - вестника и летописца. К сожалению,
такого летописца не было в литературном кружке "Арзамас", из которого вышел
Пушкин; нет цельного литературного свидетельства о футуристах. Ирина Одоевцева
- летописец, вестник об акмеизме и о целом затонувшем материке литературной
Атлантиды нашего времени.
Библейское сказание о всемирном потопе повествует о долгом блуждании Ноева
ковчега в поисках берега, пока не прилетел обратно выпущенный в небо голубь с
веткой оливы в клюве. Ветка была вестью о всплывшей суше. Такой вестью о
материке незаслуженно забытой литературы стала для нас книга "На берегах
Невы". И думаю, не случайно нужен был этот особенно добрый взгляд, поднявшийся
над ожесточением эпохи, эти простые и абсолютно искренние слова и прощение.
Прощение всем. Есть замечательные евангельские слова: "Если служение осуждения
славно, то тем паче славно служение оправдания".
Не озлобившись ни умом, ни сердцем от тяжких испытаний, выпавших на ее
долю, Ирина Одоевцева нашла спасение в любви к поэзии, к людям, научившим ее
любить поэзию, и к Родине, которая породила этих людей и эту поэзию.
Не будет преувеличением, если мы сравним путь русской интеллигенции к
истине в XX веке с дантовским хождением по мукам - кругам кромешного ада.
Сквозь все испытания Данте вела его любовь к Беатриче, и она вывела его к
свету. Беатриче стала для русских поэтов в XX веке символом Вечной
женственности, ведущей к высшей истине. Нет, не обманывало символистов и
акмеистов их интуитивное понимание особой роли Вечной женственности и любви в
нашей истории и культуре. Так получилось, что женщины, так или иначе
сопричастные кругу этих поэтов,- Анна Ахматова, Ирина Одоевцева - с каким-то
особым природным вдохновением выполнили свою высокую миссию. В ночи
ленинградской блокады и жестоких гонений как голос надежды звучал голос
Ахматовой. В рассеянии эмигрантского изгнания, в разделении с Родиной голос
Ирины Одоевцевой прозвучал как весть о неизбежном грядущем единении, и само ее
возвращ
