Кликин Михаил - Мозаика
Михаил КЛИКИН
МОЗАИКА
1793 год. Оборотень
Толпа возле церкви гудела, словно взбудораженный рой пчел.
- Идем к нему! Теперь-то он получит!
- Не отвертеться ему теперича!
- Хватит! Дотерпелися!
- Давно его сжечь надо было! И всю семью его, отродье дьяволово!
- На кол его, на кол!
Мужики драли глотки, многие потрясали в воздухе вилами и топорами.
Раздвигая руками односельчан, из центра толпы выдвинулся широкоплечий
бородач с красным обветренным лицом, встал перед взбудораженными людьми,
поднял вверх правую руку - в кулаке зажат тяжелый кузнечный молот.
Дождался тишины, мотнул гривой черных волос, хмурым взглядом обвел лица
притихших мужиков. Сказал негромко, но весомо, пророкотал басом:
- Хватит орать. Пошли.
Развернулся и, не оглядываясь на топчущуюся в нерешительности толпу,
зашагал прочь от церкви, легко поигрывая кувалдой.
- Правильно, Ерофей! - крикнул кто-то вслед ему, и кучка людей,
отпочковавшись от стихшей толпы, как-то неохотно двинулась за ним.
На крыльцо церкви вышел поп и стал крестить уходящих, шепча что-то
бледными, иссушенными постом губами. Из окон изб высовывались перепуганные
бабы и молча провожали взглядами ощетинившуюся вилами и рогатинами
процессию. Пара пацанов увязалась было за мужиками, но страшноватого вида
старик со шрамом через все лицо цыкнул на них, и они отстали, топчась
посреди пыльной дороги и с воинственными воплями размахивая ивовыми
прутами.
- Давно его прищучить надо было, робята! - дергал соседей за одежду
суетливый мелкий мужичонка с зазубренным тесаком за поясом. - Еще дед мой
на их сучье племя жаловался, а мы все терпели. Нет уж, хватит!
- Помолчал бы, Степка! - перебил его бородач с кувалдой. - Грязное дело
идем делать.
- А что случилось-то? - в который раз уже спросил длинный худющий
парень в стоптанных запыленных сапогах. - Толком объясните, я только что
из Брюшкова пришел. В чем дело-то?
- Допрыгался, голубчик!
- Кто?
- Колдун наш, Ивашка Хохлов, - говоривший смачно сплюнул в пыль и
перекрестился. - Вчера трех овец загрыз у Ерофея, да бабу мою напужал.
- Как загрыз? Неужто и вправду волком бегал?! Вот те на, а ято думал:
сказки все это.
- Да уж какие там сказки! Вчера ночью вышел Ерофей во двор по нужде,
глядит - волк в загоне овцу треплет. Ну, он не растерялся, вилы схватил,
да как пустит прямо тому в бочину! Волчара завизжал, овцу бросил и под
дверь - на улицу. А баба моя воду несла, не спится ей, дуре, ночью,
глядит, что-то серое в кусты метнулось, а через миг с другой стороны голый
мужик выбегает, задницей отсвечивает и бегом-бегом, за бочину держится и
подвывает. Баба ведра бросила, всех переполошила, визжит, руками машет, а
сказать толком ничего не может... Хватит, дождались! Чужих овец резать
начал, этак скоро и до нас доберется.
Мужики возмущенно загудели, ускорили шаг, догоняя ушедшего вперед
Ерофея...
Клонящееся к закату, но еще высокое солнце жарило иссушенную землю.
Трава по обочинам дороги пожухла, сникла, покрылась толстым слоем пыли.
Дождя бы сейчас. Грозы... Жаркое выдалось лето. Слишком жаркое. Вот уже
восьмой день ни капли, ни тучки, ни облачка. Пекло адово! Росы утренней и
то не бывает.
Сушь...
Мужики направлялись к неказистой избе, что притулилась на отшибе, в
стороне от прочих деревенских домов, пристроилась на краю неглубокого
оврага, сплошь заросшего кривым ивняком, крапивой да иван-чаем. И чем
ближе они подходили к дому, тем тише становился их ропот. На некоторых
лицах появилась тень нерешительности, робости, о
