Клименко Михаил - Судная Ночь
Михаил Клименко
Судная ночь
Соседи не виноваты, если что-нибудь увидят. Они ведь тоже выходят на
улицу, хотя уже сумерки и почти не видно, как идет дым из труб. Собаки
лают в синий вечер, и это хорошо слыхать.
Был морозец.
Они с вечера заметили, что у шурина какая-то возня во дворе. Возятся,
возятся - и никак не видно, что такое. Шурин помаленьку ругается, а этот
пыхтит!.. Думали, он пьяный с кем-нибудь. Но он не пил. Он был
изобретатель, и это ему вредило. Недавно он изобрел ложкодержатель.
Портативный, небольшой такой зажим, чтоб удобней держать ложку во время
еды. Он насчет этого уже давно с Японией ведет переговоры. Он и с ЮНЕСКО
переписывается. По их просьбе он изобрел ступку-самодувку-полуавтомат для
особого молекулярного истолчения мела. Потому что нужно создать очень
большие запасы тонко толченного мела, какого мельче быть не может и нигде
нет.
Потом они гурьбой вдвоем кое-как втолкались из сеней в комнаты. Так что
дверь перед ними была открыта до тех пор, пока жена не закричала, чтоб он
не выстужал дом. Трамвай по соседней улице прогромыхал как раз перед этим,
и это мешало детям спать.
Он изобретает только из подручных материалов, что есть в кладовке, на
чердаке, в сарайке и в подполе. Это принцип. У него дома одной только
проволоки скопилось что-то около двадцати двух тонн. Разумеется, он не наш
шурин. Он шурин одного близкого друга и работает лаборантом.
Но ночью, в три часа ночи он в растянутом свитере прибежал к тестю. И
стал будить этот большой дом. Стал трогать ворота, гудеть ими. Тесть по
ночам курил. Он ночью не спал, а думал. И вот в стеклянной глубине он
оттопырил занавеску.
- Кто там? - спросил он этого шурина через тройные рамы. Его освещала
луна, и шурин по губам догадался, о чем тесть разговаривает с ним.
- Я, не видишь! - размахнул шурин руками.
Тесть, глядя снизу на высокую луну (хотя через тройные стекла
расслышать его слова и невозможно было), сказал:
- Глаза светом забило - не вижу, что ты говоришь.
Шурин достал из кармана трояковыпуклое зеркало и дважды отраженный свет
направил себе на лицо.
- Впусти! - крикнул он в голубые глазки и, чтоб тесть не обиделся,
поддерживал на себе отраженный свет. - Говорил тебе: давай слуховое окно
высверлю. Легче бы собеседовать было.
- Чтоб дыму напустил? - побегал тесть губами и за тройными стеклами
засмеялся без звуков.
Тесть его изобретений не признавал и по ночам в дом не впускал. У него
была своя жизнь.
На всю улицу шурин крикнул:
- Я что-то изобрел и сам не пойму! Помогите связать!
- А как называется? - спросил тесть.
- Лошадиная сила! - на всю улицу закричал шурин. - Меня из дому гонит,
детям есть не дает, а жене спать. Приходите. С деверем, со свекровью и с
зятем. А я к свояку схожу, он математику знает.
- Иди. Придем. - Тесть беззубо засмеялся и опустил занавеску. Ему надо
было найти валенки. Да галоши к ним. Да еще полночи зятя будить, который,
может, и не проснется.
Шурин ждал их около дома. Под высокой луной топтался у калитки, хрустел
снегом. Потом жена вынесла ему от соседей коричневый полушубок, лишь бы он
в этом свитере не застудил свои внутренние органы.
Чтоб изобрести лошадиную силу, шурину потребовалось девять фунтов
авиационной резины, бобровый рукав, три дубовые доски, полтора квадратных
метра сыромятной кожи и одна пластмассовая рессора. Ну и по мелочам:
батарейка, клей и одно сопротивление, а также дратва, немного жести и
консультация у свояка. Вот и все. За три недели он эту лошилу, как он ее
