Кнорре Федор - Никому, Никогда
Федор Федорович Кнорре
Никому, никогда...
Конечно, он прекрасно слышал, как в соседней комнате ходят и
разговаривают, пьют чай - звякают ложки, и чашки стучат о блюдца, - слышал,
как под самым окном петух захлопал крыльями, набираясь духу, прежде чем
закукарекать. Знал, что вот-вот войдет его будить мама, но все-таки лежал,
чувствуя яркий свет сквозь закрытые веки, и почти спал. Ему не хотелось
вылезать из сна, ему там было хорошо, руки в ноги не желали шевелиться,
вязли в чем-то густом и тягучем, как оса в меду.
Мама быстро вошла, стала тормошить, сдернула с него простыню, и он
обиженно бурчал, притворно изображая, что его мучают.
- Просыпайся, просыпайся, вставав сейчас же, слышишь, Егорка! Мы
уезжаем, чай на столе, все остынет, к речке без нас не ходи, обед на кухне
накрыт полотенцем, мы уехали, ты остаешься один, мы сегодня постараемся
пораньше!..
В спешке мама чмокнула его в щеку. Вышло похоже на тот короткий,
писклявый звук, когда, послюнив палец, она пробовала, нагрелся ли утюг.
Звякнули, задребезжав, стекляшки - значит, захлопнулась дверь на
террасе. А вот я щеколда брякнула два раза: сначала ее подняли, а потом
когда она защелкнула уже захлопнутую калитку. Егор остался один в доме. И
сейчас же соскочил с постели на пол.
Остался один в доме! Это как интересный подарок. А тебе еще дарят его
каждый день с утра!
В короткой рубашонке, шлепая босыми ногами, он отправился пройтись по
дому.
Спал он в маленькой комнатушке Старика, который летом выселялся в
баню, а у родителей была комната в три окна, с цветами на подоконнике, с
ярко-красным блестящим полом. Мухи, летавшие по комнате, вспыхивали,
попадая в столбы солнечного света, и исчезали в сумерках. Пол под босыми
ногами был прохладный, кроме тех островков, куда падали яркие пятна солнца
из окошек. На них подошвам сразу делалось тепло. А днем будет даже горячо
наступать.
С удовольствием пропустив нудный обряд умывания, он распахнул дверь на
застекленную террасу. Сейчас же на ступеньках крыльца появилась с
озабоченным квохтаньем наседка. Цыплята, с трудом карабкаясь, полезли за
ней следом всей компанией и наперебой застучали об пол носами, подбирая
дохлых мух.
Трясогузка, дергая длинным хвостиком, суетливо бегала по дорожке.
- Ага, явилась, - ворчливо сказал Егор, отломил кусочек мякиша,
раскрошил и швырнул птичке.
Та, вспархивая, отбежала, но тотчас вернулась назад и проворно
подобрала все до последней крошки.
Егор спустился в сад, подкинул еще крошек и подождал, пока все не
подберет.
- Налопалась?.. Угу... Ну то-то! - со сварливым и угрюмым одобрением
пробурчал он голосом колхозного конюха Антона, когда тот задавал корм
лошадям.
Спохватившись, что стоит на дворе среди бела дня в одной коротенькой
рубашонке, Егор побежал в дом, натянул трусы, щелкнув оттянутой резинкой по
пузу, и, лениво обуваясь, с удовольствием раздумывал, что начать делать
дальше.
Удивительно удачное получилось у него это лето: как-то само собой все
сложилось так, что лучше не придумаешь. Тетка Саня, которая должна была за
ним присматривать на даче, вдруг раскисла, стала хворать и решила заняться
своим здоровьем, как раз после того, как комнаты в поселке уже были сняты,
и таким образом Егор в будние дни оставался во всем доме один, что было
ново и интересно.
Он взял в одну руку колбасу, в другую булку, походил по комнате,
откусывая то из одной руки, то из другой.
Толкая коленом и помогая свободным мизинцем, пододвинул стул к двери,
ведущей в помещение хоз
